В доме кто-то есть

– Лудомания, – коротко пояснил Эсмонд, – Причем, весьма запущенная. Так вот, в одно утро, я сказал ей, что мне ужасно скучно. Что все это мне уже надоело. Я предложил ей небольшое пари. Она конечно согласилась. Мы поспорили на то, что у кого-то сегодня случится истерика. Я поставил на нет, она на да. Дженни выиграла и была этому очень рада. На следующий день я предложил ей спор вновь. Я сказал, что музыку в общей комнате включат, а она нет. Этот спор был абсолютно бесполезным. Музыку включали всегда и все пациенты об этом знали, но в ней уже проснулся азарт и она без колебаний ввязалась в безнадежное пари и конечно, проиграла. Так за неделю я довел ее до ужасного состояния. Она умоляла меня, других пациентов, уборщиков врачей поиграть с ней хоть во что-то. Если бы я предложил ей спор, на условиях, что на самом деле окажусь эльфом или русалкой, она бы согласилась. Ей было все равно. Мы спорили с ней в начале на шоколадные печенья, что нам давали на обеде. Это и стало ее валютой, и ее кушем. У неё началась мания. Сумасшествие. Ломка, проще говоря, – вздохнул Эсмонд, – Хотя, все и привыкли, что ломка бывает только у наркоманов и алкоголиков. Суть зависимости одна и от неё нельзя излечиться. Зависимый однажды – зависимый навсегда. Можно лишь бороться за ремиссию.

– И что с ней в итоге стало? – спросила заметно погрустневшая Брук. Она всегда очень быстро проникалась чужим горем, без конца пропуская его через себя. Ей было трудно это контролировать.

– Ей было плохо. Тогда вечером я спросил ее, считает ли она себя всё еще здоровой. Она не ответила. Она плакала, кричала, пыталась калечить остальных и себя. Делала всё, лишь бы ей отдали ее самодельные нарды из засохших кусков того самого печенья. Но потом позже, когда ее накачали таблетками и она стала отходить, она согласилась лечиться. Согласилась слушать врачей и жить так, как нужно там жить. Ей было больно, плохо и страшно от того, что она осознала невозможность контроля над собственным разумом и телом, но она согласилась, бороться за возможность найти вход в эту саму ремиссию. И только это важно. Только это имеет смысл, – кивнул Джефферсон, вновь посмотрев на Алесту.

– Она вероятна нашла его. Может выписалась и вышла замуж, женилась или отдала себя работе, или путешествиям. Но ничего этого бы не было, не прими она вовремя себя такой, какая она есть. Больной игроманкой, которая просадила всё, что было, и чуть не лишилась жизни. Если бы она продолжила убеждать себя в том, что все хорошо, она бы просто сошла с ума. Погрязла в захлестывающих не ясных чувствах и эмоциях. В том, что она не понимает. Это убило бы ее, –закончил свою историю Эсмонд, а Алеста только сейчас начала понимать, к чему он вообще решил поделиться этой историей с ней. Она заерзала на диване, не в силах ничего ответить на это. Ком скопился в горле, сдавив даже дыхание. На стеклянную крышу покапал дождь. Небо заволокло тучами.

– Как твоя рука? – вдруг спросил Эсмонд, как ни в чем не бывало, меняя тему.

– Хорошо, – дрожащим голосом ответила Брук, шумно выдохнув. Почему-то ужасно хотелось заплакать. Но девушка держала себя в руках. Она итак, стала делать это часто. Эсмонд встал со своего места, направившись куда-то вглубь всей растительности. Брук воспользовавшись этим быстро захлопала глазами, дабы окончательно прогнать навязчивые слезы. Он вернулся довольно быстро, держа в руках увесистый круглый, металлический горшок. Из него росло объемное зеленое растение. Кустарник или что-то типа того. Алеста не разбиралась в этом. На маленьких лепестках, похожих на хвоинки, росли красивые фиолетовые цветы. Джефферсон поставил горшок на стол и сел рядом с девушкой.

– Это розмарин. –пояснил Эсмонд, – Он очень приятно пахнет.

Алеста чуть наклонилась к цветам, вдохнув полной грудью аромат, дабы понять чем он пахнет и нравиться ли ей. Легкие заполнил хвойный, сосново-лимонный запах. Кажется даже немного мяты. Брук улыбнулась. Действительно приятно.

– Он помогает избавиться от стресса и депрессий. Говорят, даже поглощает негативные мысли, -улыбнулся Эсмонд, оторвав один цветок, дав его Алесте.

– Мне надо весь дом им обставить, кажется, – нервно посмеялась Брук.

– Ты уверена, что негатив идет от дома? –изогнул бровь Эсмонд. Алеста сразу поняла на кого он намекает. Маркус не понравился ему сразу. Заочно. Он все еще ни разу не видел его и ничего про него не говорил. Но настроен был плохо. И честно, Алеста уже не была так уж уверена, что парень ошибся. Она не чувствовала злости или что-то такое. Она просто иногда ощущала раздражение.

– Кстати, я хотела у тебя спросить, – переменила тему Брук, не имея желания говорить об этом. Она все еще была не готова. Не готова осознавать что-то. Как та самая Дженни. – Ко мне заходил Даймонд, рассказывал про местные традиции на день города.

– Да, я очень люблю это праздник, – мягко улыбнулся Эсмонд.,

– А почему же ты тогда не участвуешь в нем? –удивилась Алеста, -Тебе ведь это буквально положено.