В доме музыка жила. Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Святослав Рихтер

Добрососедские отношения связывали нас со многими обитателями нашего подъезда. Сохранилось множество фотографий, где все они вместе, такие молодые, красивые, веселые. Среди них жена папиного друга – Григория Семеновича Гамбурга – Рахиль Соломоновна Гамбург, первая Сашина учительница по музыке, которая, помню, после двух первых уроков с ним прибежала к нам, буквально задыхаясь от волнения, со словами: «Ты знаешь, что у него абсолютный слух?!» Она же была свидетельницей того, как, сидя в своем детском стульчике, двухлетний Саша, услышав по радио музыку Хачатуряна, глубокомысленно изрек: «Это сто-то не Сопен». Я даже рада, что были свидетели, а то никто бы и не поверил.

В третьем подъезде на последнем, девятом этаже жил близкий и дорогой нам с мамой человек Николай Петрович Раков с неизменной спутницей жизни Лидией Антоновной, крошечной женщиной (Николай Петрович всегда гордился ее миниатюрностью), в прошлом балериной.

Рано поседевший красавец, со сверкающими темными глазами, крайне неуравновешенный, мрачный, знавший цену своему обаянию, белозубой ослепительной улыбке, сопровождающейся басовитым «ха-ха-ха», – редкой и тем более обворожительной, – столь же внезапно исчезавшей, как и появлявшейся. Композитор, великолепный преподаватель инструментовки (бессменный профессор Московской консерватории в течение более чем пятидесяти лет), дирижер, пианист.

Одни из самых счастливых основополагающих музыкальных впечатлений моей жизни – это игра Николая Петровича с мамой в четыре руки – симфонии Моцарта, Бетховена, Шуберта, Шумана, квартеты Бетховена, Бранденбургские концерты Баха, «Норвежские танцы» Грига, любимейшие мои «Симфонические танцы» Рахманинова, – всего не перечислишь.

Раков был щедро одаренной и многообразной личностью.

Ему принадлежит несколько замечательных сочинений. Среди них скрипичный концерт, который играл Давид Федорович Ойстрах, а потом обожаемый Раковым Олег Каган, чью запись он чуть ли не предпочитал ойстраховской; роскошный, написанный с подлинным размахом, пусть и равелеобразный, Симфонический вальс, который при жизни автора исполнялся по радио едва ли не каждый день, а потом постепенно исчез из эфира. Много внимания Николай Петрович уделял музыке для учеников музыкальных школ, и было бы справедливо заметить, что его пьесы, мелодичные, искренние, запоминавшиеся, свежие, во всем превосходили сухие и безликие опусы официально признанного корифея музыки для детей К., заполонившего эфир унылыми, вымученными звуковыми построениями и поучительными речами сомнительного псевдонаучного содержания.

Пьесы для учеников детских музыкальных школ прочно вошли в их репертуар, и отзвуки григовских гармоний свидетельствуют, на мой взгляд, о романтической сущности творчества Ракова, тоже «с севера дальнего». Он слышал и любил музыку, он выражал в ней свои чувства.

Николай Петрович никогда не участвовал в «общественной» жизни и никогда не писал «партийно-патриотических» произведений, не присоединился к создателям «Ленинианы» (соблазнившей иных из ставших впоследствии – с опозданием на полвека – авангардистами), и поэтому он так и не попал в обойму «лучших» советских композиторов, заложенную в каждую боевую статью. Нелегко всегда оставаться в тени.

Пушкин думал об этом, призывая свою Музу «не завидовать судьбе глупца в величии неправом».

К числу последствий перестроечных завоеваний я отношу разочарование многих таких «глупцов», которые лишились своего неправого величия на вечные времена. Разве что нескольким, особенно умелым дельцам удалось остаться на плаву. Но это уже благодаря отменному художественному вкусу нынешних правителей.

При жизни музыку Николая Петровича исполняли очень много и по радио, и в концертах, во многих городах СССР. Этим он был обязан исключительно своей энергии, выражавшейся, впрочем, лишь в том, что он без устали показывал свои произведения исполнителям, ездил по городам, по музыкальным школам, не пренебрегал никакими возможностями. Но ни одного неблагородного поступка не совершил.

Прошло уже двадцать лет со дня его смерти, и приятной неожиданностью для меня был звонок из Сабаделя (городка вблизи Барселоны) одного из профессоров тамошней консерватории, который собирался играть альтовую сонату Николая Петровича и спрашивал меня, не знаю ли я что-нибудь об авторе.

Насколько я знаю, Николай Петрович был сыном богатых калужских сахарозаводчиков, что, как и положено, он всю жизнь тщательно скрывал. Вспоминаю его поездки в Калугу, откуда он возвращался всегда с неизменной саркастической улыбкой, видимо, сравнивая ее нынешний облик с тем, что запомнилось с детства. Но никогда ничего не говорил. Его родителям принадлежали в Калуге многочисленные дома и предприятия. Но, как бы то ни было, независимо от революционных событий, Николай Петрович в любом случае собирался посвятить себя музыке, которая была его призванием.