В доме Шиллинга (дореволюционная орфография)

Она отперла стнной шкафъ, гд хранилась ея богатая серебряная посуда и въ самомъ дальнемъ углу котораго былъ запрятанъ нкогда ненавистный подарокъ стараго Люціана своему крестнику съ вырзаннымъ на немъ вензелемъ, и взяла оттуда маленькій густо вызолоченный серебряный кубокъ прекрасной формы и изящной работы. Это былъ тоже подарокъ крестнаго, сдланный богатымъ другомъ Вольфрамовъ маленькой Терез. Поспшно вытерла она полотенцемъ пыль съ блестящей внутренней стороны кубка, опустила его въ карманъ и той же дорогой пошла опять въ садъ.

Взглянувъ черезъ изгородь, она убдилась, что негръ пошелъ успокоивать собаку. Дрожащіми пальцами выбрала она ключъ изъ связки, висвшей у ея пояса, сняла фартукъ, бросила его въ ближайшіе кусты и отперла маленькую калитку въ стн, выходившую на улицу.

Старая калитка заскрипла на своихъ ржавыхъ петляхъ, и маіорша отскочила съ поблднвшимъ лицомъ и крпко стиснула зубы. Много лтъ тому назадъ эта дверь скрипла такъ же непріятно и враждебно, какъ будто она, какъ и вс въ дом Вольфрама, непріязненно относилась къ тому, что прекрасная молодая двушка – невста въ бломъ плать – спшила въ садъ Шиллинга въ объятія стройнаго офицера… Да, она порхала туда блая, какъ голубка, – онъ любилъ, чтобы она была такъ одта…

Маіорша невольно отступила, но только на одну минуту, потомъ она ршительно вышла изъ калитки и затворила ее за собой.

Глухой переулокъ съ рдкими домами и длинными садовыми заборами въ настоящую минуту былъ совершенно пустъ. Надо было сдлать всего нсколько шаговъ, чтобы добраться до калитки сосдняго сада, которая никогда не запиралась днемъ, – краскотеры, модели и прислуга входили и выходили черезъ нее. Маіорша знала это, она повернула ручку и вошла. Зеленый полумракъ подъ старинными вковыми соснами охватилъ ее, какъ призракъ давно минувшихъ временъ, и въ первую минуту eй показалось, что сейчасъ изъ-за деревьевъ появятся золотыя эполеты. Воспоминанія юности подобны обоюдоострому мечу, когда они касаются пропасти, поглотившей навсегда счастье всей жизни… Ея большіе темные глаза какъ бы испуганно блуждали кругомъ, пока не упали на голубое шелковое одяло, блествшее между деревьями. Тамъ же блестла, какъ золото, головка мальчика, приподнявшаяся при скрип калитки.

Маленькій Іозе смотрлъ удивленно, но не испуганно на женщину, быстро очутившуюся подл него, на женщину въ черномъ плать съ прекраснымъ блднымъ лицомъ и поблвшими губами, которыя открывались и закрывались, не произнося ни звука.

Точно принцъ лежалъ передъ ней мальчикъ, который недавно коварно былъ запертъ въ самомъ ужасномъ угл монастырскаго помстья. Амулетъ сверкалъ на золотой цпочк поверхъ обшитой кружевомъ блой ночной сорочки, выглядывавшей изъ-подъ надтаго на него голубого бархатнаго плаща, подбитаго шелкомъ. Старые суконщики изъ узкаго городского переулка наврно покачали бы головой при вид этого аристократическаго ребенка, въ которомъ также текла и ихъ кровь, кровь земледльцевъ съ мозолистыми руками и грубыми упорными понятіями.

– Лучше ли теб? – спросила маіорша вполголоса и такъ низко наклонилась къ ребенку, что чувствовала на своей щек его дыханіе.

– Да, только я усталъ очень! А какъ бы мн хотлось побгать по саду съ Паулой и Пиратомъ!

– Паула – твоя сестра?

– Да, разв ты этого не знаешь!… Посмотри, какую прекрасную цпочку я сдлалъ! Хочешь ее имть?

Онъ повсилъ ей на руку грубо сплетенныя изъ стеблей одуванчиковъ кольца, надъ которыми такъ старательно трудились его слабые пальчики.

– Да, милое дитя, я хочу ее имть, – сказала она и осторожно, какъ хрупкую филиграновую работу, собрала колечки цпи въ лвую руку, а правой вынула изъ кармана кубокъ.

– Я также хочу теб кое-что подарить, вотъ маленькій кубокъ, изъ котораго ты долженъ всегда пить молоко.

Кубокъ, который монастырское помстье, какъ Аргусъ, хранило такъ долго, лежалъ теперь на голубомъ одял, и мальчикъ держалъ его обими руками.

– Ахъ, какой хорошій! – сказалъ онъ любуясь имъ и повертывая его во вс стороны. – Благодарю тебя, – вскричалъ онъ вдругъ въ избытк радостнаго чувства и протянулъ къ ней рученки, и она, не владя боле собой обняла его и крпко прижала къ себ, какъ будто хотла въ одинъ счастливый моментъ уничтожить и забыть свое упорное отреченіе, невыразимо горькое дкое раскаяніе, страшное одиночество послднихъ лтъ, жестокую нечеловческую сдержанность, выказанную ею недавно при встрч съ ребенкомъ, и съ горячей вдругъ прорвавшейся нжностью покрыла его поцлуями…

Глубоко вздохнувъ опустила она мальчика на подушки.

– Будешь ли ты вспоминать меня, когда будешь пить изъ кубка? – спросила она – и никто еще не слыхалъ у нея такого нжнаго задушевнаго голоса.

– Да, но какъ тебя зовутъ?

– Меня?… – Кровь вдругъ ударила ей въ голову, потомъ сейчасъ же опять отхлынула, и она еще разъ повторила блдными губами: „меня?! – меня зовутъ бабушкой!“

Посл этого она быстро повернулась и пошла къ калитк.

– Останься здсь! – вскричалъ онъ умоляюще.