Донна Мерседесъ направилась къ выходу въ большой садъ, но только что она дотронулась до ручки, какъ услыхала на лстниц мужскіе шаги; она отступила на нсколько шаговъ, вслдъ за тмъ отворилась дверь, и вошелъ баронъ Шиллингъ… Когда онъ выступалъ изъ мрака съ непокрытой головой, съ вьющимися темными волосами и устремилъ удивленный взглядъ на неожиданно очутившуюся передъ нимъ молодую женщину, на его задумчивомъ лиц выражалась радость, – онъ въ первый разъ посл столькихъ тревожныхъ дней побывалъ въ своей мастерской; онъ праздновалъ свиданье съ любимыми картинами и очевидно почерпнулъ новое вдохновеніе въ своихъ собственныхъ произведеніяхъ.
Онъ держалъ въ рук нсколько великолпныхъ только что распустившихся глоксиній и молча съ глубокимъ поклономъ предложилъ ихъ молодой женщин.
– Благодарю васъ, я не люблю цвтовъ! – сказала она рзко, не пошевеливъ даже пальцемъ, и ея враждебно сверкающій взоръ скользнулъ съ его лица на цвты. Она отступила еще на нсколько шаговъ, чтобы дать ему пройти и освободить себ дорогу въ садъ; въ это время въ переднюю вошелъ одинъ изъ докторовъ, приходившій обыкновенно по вечерамъ взглянуть на маленькаго паціента. Она принуждена была остаться дома и сопровождать мужчинъ въ комнату больного.
Баронъ Шиллингъ спокойно и вжливо говорилъ съ докторомъ и мимоходомъ положилъ отвергнутые цвты на холодный каменный пьедесталъ у ногъ Аріадны.
– А когда, думаете вы, можно будетъ перенести Іозе изъ этой комнаты? – спросила донна Мерседесъ врача, посл того какъ онъ съ удовольствіемъ заявилъ, что жара больше нтъ.
Онъ съ удивленіемъ взглянулъ на нее – онъ еще ни разу не слыхалъ такого жесткаго металлическаго звука изъ устъ, которыя почти всегда были замкнуты съ выраженіемъ печали, а теперь дрожали отъ страстнаго нетерпнія.
– Объ этомъ еще долго нечего и думать, – сказалъ онъ ршительно.
– Даже, еслибы я, закутавъ хорошенько ребенка, сама перенесла его на рукахъ?
– Перенесли на рукахъ? – Онъ даже отскочилъ. – Объ этомъ мы поговоримъ недли черезъ дв, сударыня. А до тхъ поръ ни въ комнат, ни въ уход не должно быть ни малйшей перемны, – еще есть опасность въ чрезвычайной слабости маленькаго паціента.
Онъ откланялся, и баронъ Шиллингъ, проводившій его до двери, вернулся назадъ.
Донна Мерседесъ стояла еще у письменнаго стола; рука ея, точно лепестокъ чайной розы, лежала подл портрета молодого человка въ бронзовой рамк, а взоръ былъ устремленъ на портретъ ея матери, – казалось она хотла спастись въ насыщенной гордостью атмосфер этого замкнутаго уголка.
– Іозе спитъ, – сказала она, останавливая барона, который направлялся въ сосднюю комнату. Она не обернула къ нему головы, и взоръ ея едва скользнулъ по немъ и обратился на портретъ, возл котораго лежала рука.
Онъ подошелъ совсмъ близко къ письменному столу, такъ что могъ заглянуть ей въ лицо. Свтъ лампы падалъ прямо на него и ярко освщалъ его.
– Что случилось? – спросилъ онъ, коротко и ясно выражая этими словами свое удивленіе ея поступкамъ.
При его быстромъ движеніи она слегка вздрогнула – она понимала, что онъ не можетъ спокойно отнестись къ внезапной перемн во всемъ ея существ, но никогда еще никто не требовалъ такъ прямо у нея отчета въ ея поступкахъ.
– Я васъ не понимаю, милостивый государь! – отвчала она съ оскорбительною холодностью и подняла взоръ свой съ портрета въ бронзовой рамк. Какой контрастъ представляло это лицо съ тонкими чертами, благороднымъ носомъ, прозрачнымъ цвтомъ кожи и маленькимъ ртомъ съ кораллово-красными губами съ смуглымъ лицомъ и крупными чертами того, который стоялъ передъ ней гордо выпрямившись. Въ дамскомъ костюм съ черной кружевной накидкой на шелковистыхъ волосахъ первый могъ быть принятъ за прекрасную испанскую двушку, между тмъ какъ другому мужчин съ широкой курчавой бородой боле всего подходилъ бы желзный шлемъ.
– Я не понимаю васъ, милостивый государь, – сказала она. Этотъ уклончивый отвтъ въ соединеніи съ сравнивающимъ взглядомъ, который онъ очень хорошо замтилъ, заставилъ его покраснть.
– Могу ли я думать, что вы безъ уважительной причины ршитесь подвергнуть обожаемаго нами обоими ребенка опасности вторичнаго заболванія? – сказалъ онъ, устремляя на нее пристальный взглядъ. – На своихъ рукахъ хотли вы перенести Іозе! Куда?