В доме Шиллинга

Онъ въ письмахъ неоднократно поручалъ ей свою мастерскую, и она охраняла ее, какъ святыню. Всякій слдъ варварскаго покушенія, совершеннаго мстительной женщиной, былъ давно уничтоженъ. Въ зимнемъ саду тихо журчалъ лишь одинъ большой фонтанъ и распространялъ прохладу въ мастерской; пальмы великолпно разрослись и угрожали пробить стеклянную крышу своими вершинами, а среди бархатистыхъ листьевъ глоксиній блестли уже ранніе цвты.

Донна Мерседесъ придвинула къ мольберту столикъ рококо и поставила на него вазу. Потомъ взяла изъ шкафа высокій стеклянный венеціанскій бокалъ, наполнила его свжей водой изъ бассейна, опустила туда букетъ и поставила его рядомъ съ вазой… Робко опустила она руку въ карманъ и вынула оттуда маленькій простой футляръ; въ послднее время она постоянно носила его при себ, но почему то не ршалась положить, куда слдуетъ.

Она нажала пружину, и на нее со слоновой дощечки гордо и грустно глядло лицо двочки. Улыбаясь, она засунула футляръ въ середину букета, и травки сомкнулись надъ нимъ, — они конечно не знали, что между ними скрывалось раскаяніе совершенно измнившагося женскаго сердца…

Все удалось, какъ нельзя лучше; ея блестящій взоръ съ удовольствіемъ скользнулъ по столику; и она начала ходить по комнат, то наклоняясь, чтобы положить удобне и ближе къ креслу шкуру пантеры, то поднять съ блестящаго мозаиковаго пола какую-нибудь щепочку, занесенную сюда на подол платья; наклоняясь она замтила отколовшуюся косу и подняла руки, чтобы ее пришпилить.

— Дорогая моя, какъ ты меня обрадовала, — раздался вдругъ страстный возгласъ въ мастерской.

Она вскрикнула и покачнулась, но въ ту же минуту очутилась въ объятіяхъ. Надъ ней склонилось лицо, загорвшее отъ солнца, но съ глубокимъ выраженіемъ въ каждой неправильной черт его, и блестящіе голубые глаза, сіявшіе счастьемъ, смотрли на нее. He владя собой она обвила руками его шею и позволяла ему цловать свое лицо.

Потомъ она попыталась освободиться.

— Злой, — проговорила она, — это непозволительное нечаянное нападеніе! Въ первомъ испуг…

— Въ первомъ испуг, Мерседесъ? — спросилъ онъ, не выпуская ея изъ объятій. — Въ первомъ испуг ты стала моей?

Онъ засмялся. Какъ весело и сердечно звучалъ этотъ смхъ.

— Ты можетъ быть желаешь, чтобы я формально высказалъ то, что мы давно уже читали между строкъ въ нашихъ письмахъ?

— Нтъ, этого не надо! Я знаю, что ты меня искренно и серьезно любишь, — сказала она, и ея блестящій взоръ смягчился и засіялъ кроткимъ свтомъ, въ которомъ выражалась преданность.

— Мерседесъ! — Глубоко взволнованный онъ привлекъ ее къ окну. — Дай мн посмотрть на тебя! ты не та, которая внушала мн безумную страсть, ненависть, отвращеніе, — женщина, непонятнымъ образомъ соединявшая въ себ ангела и дьявола, умвшая говорить злыя слова съ холоднымъ поражающимъ на смерть взоромъ…

— Довольно! Я говорила и длала многое единственно изъ упорства, ради личной обороны противъ побдоноснаго ужаснаго нмца съ «холодной рыбьей кровью»!

И она спрятала свое лицо на его груди.

— О, моя бдная ослпленная мадонна! — вскричалъ онъ смясь и поворачиваясь къ шкафу, въ который онъ нкогда спряталъ свернутое полотно масляной картины. — Глаза то были настоящіе!

Она съ удивленіемъ посмотрла на него.

— Да, твои глаза, Мерседесъ. Маленькій портретъ на слоновой дощечк… - при этихъ словахъ она украдкой взглянула на букетъ полевыхъ цвтовъ — о, я знаю, гд найду свою собственность, — со смхомъ прервалъ онъ себя. — Сначала я смотрлъ на тебя изъ зимняго сада, какъ ты шла по лугу и рвала цвты. Потомъ ты спустилась съ лстницы, а я спрятался за китайскія ширмы и боялся, что сильное біеніе сердца выдастъ меня. Я видлъ, какъ ты съ сочувственной улыбкой смотрла на личико тринадцатилтней двочки; эти глубокіе дтскіе глаза ты встртишь на многихъ моихъ картинахъ, — они появлялись сами собой, хотлъ я или не хотлъ… Но вотъ однажды явилась ты сама и въ первую же минуту овладла моей душой, какъ Сатанелла, какъ демонъ, — я ненавидлъ и въ то же время боготворилъ эти леденящіе глаза; и въ порыв гнва уничтожилъ ихъ на лиц мадонны… А теперь я прижимаю къ сердцу этотъ сфинксъ… Счастливое превращеніе. Она съ нжной преданностью хочетъ быть моей, — но вполн ли, Мерседесъ?

Онъ вдругъ опустилъ руки и, глубоко вздохнувъ, отошелъ отъ нея.

— Вотъ что долженъ я теб сказать… Ты живешь въ волшебномъ замк, утопаешь въ сказочной роскоши и привыкла бросать деньги щедрой рукой. Хотя я люблю тебя горячо и сильно, насъ можетъ разлучить твое желаніе остаться въ этомъ отношеніи донной де-Вальмазеда…