— Дурно воспитанному, злому мальчишк было бы подломъ, если бы онъ лишился этого наслдства; онъ и такъ много получитъ, — добавила она посл нкоторой паузы, — но, какъ я уже сказала, какое мн до этого дло?… Немало потребовалось мн терпнія, чтобы выслушивать, какъ Арнольдъ говорилъ о своемъ американскомъ друг, что «бдняга» на смертномъ одр не имлъ другого желанія, какъ представить оскорбленной матери своихъ обожаемыхъ дтей, что его послдняя воля была, чтобы посл его смерти молодая вдова съ дтьми отправилась въ Германію… и еще Богъ знаетъ что! Я всегда очень небрежно слушала. И вс эти мечты и планы должны быть приведены въ исполненіе, но при этомъ встрчается много затрудненій. Совтникъ Вольфрамъ отдаляетъ отъ сестры все, что могло бы ей напомнить о сын — этотъ человкъ скоре дастъ разорвать себя въ куски, нежели допуститъ лишить своего сына хоть одной щепки изъ наслдства своей сестры, онъ не долженъ ничего подозрвать, и бабушка должна узнать своихъ внучатъ, не зная, кто они, — какъ они хотятъ это устроить, Богъ всть, только это, похоже, продолжится довольно долго. Мстомъ дйствій долженъ быть домъ Шиллинга, который Арнольдъ, къ несчастію, по своей чрезмрной любви къ покойному предоставилъ въ полное распоряженіе его вдовы.
— И ты волей-неволей будешь участвовать въ этой интриг, будешь охранять эту тайну…
Баронесса подтвердила эти слова усталымъ кивкомъ головы и съ выраженіемъ досады.
— Конечно, если я не возьму назадъ своего слова, то буду хранить тайну даже передъ прислугой, за исключеніемъ Биркнеръ, которая видла раньше бывшую двицу Фурніе и, вроятно, ее узнаетъ.
— Это письмо отъ молодой вдовы? — указала Адельгейда на конвертъ, надписанный твердымъ почеркомъ.
Баронесса презрительно передернула губами.
— Я не думаю, чтобы эта артистка-танцовщица могла прилично написать письмо, и потому сводная сестра Люціана донна Мерседесъ де-Вальмазеда взяла это на себя. Она пишетъ всегда нсколько короткихъ сжатыхъ фразъ вкривь и вкось, такъ что я удивляюсь равнодушію, съ какимъ Арнольдъ къ этому относится. Какое намъ дло, что ея супругъ — грандъ, благородный гидальго, гордо закутывающійся въ свой жалкій плащъ — потому что вс они, рабовладльцы южныхъ штатовъ, страшно обднли посл войны.
Она вдругъ выпрямилась, какъ бы наэлектризованная, — послышался лошадиный топотъ и заскрипли желзныя ворота, — баронъ Шиллингъ въхалъ въ садъ.
Эта женщина за минуту предъ тмъ физически утомленная и нравственно апатичная вдругъ преобразилась и представляла собой олицетвореніе страстнаго ожиданія, но взглянувъ искоса на свою пріятельницу, она приняла снова прежнюю позу.
12
Около дома баронъ Шиллингъ соскочилъ съ лошади.
Конюхъ поспшилъ взять ее, а изъ галлереи по знаку хозяина вышла Анхенъ.
— Поди сюда, дитя мое, снеси это въ мастерскую — ты ужъ знаешь, гд лежатъ другія. — Онъ вынулъ изъ кармана нсколько маленькихъ древесныхъ губокъ и бросилъ ихъ въ передникъ двушки. — А это, — онъ осторожно вынулъ изъ петлицы букетикъ только что расцвтшаго шиповника, — отдай Биркнеръ и скажи ей, что я и сегодня не забылъ сорвать для нея первые цвты, какъ длалъ это въ дтств.
— Онъ съ ума сошелъ, — проворчала въ сильномъ гнв баронесса, отчетливо слышавшая каждое слово; она наклонилась черезъ балюстраду и машинально обрывала листья винограда, между тмъ какъ глаза съ гнвнымъ презрніемъ были устремлены на группу внизу. Баронъ Шиллингъ стоялъ еще подл лошади, которую конюхъ держалъ за поводъ; онъ ласкалъ благородное животное и своимъ прекраснымъ голосомъ давалъ ему нжныя ласковыя названія.
— Боже мой, какъ будто на вкъ разстаются, — сказала сухо баронесса, вполн овладвъ собой. — Можетъ ли человкъ съ здравыми понятіями выносить спокойно подобныя нжности со скотомъ!
Она взяла пачку писемъ и закричала, держа ихъ надъ балюстрадой: «Арнольдъ, у меня есть письма для тебя!»
Въ голос ея слышались рзкія высокія ноты, какъ у дтей.
Баронъ Шиллингъ поднялъ голову. Онъ съ легкимъ поклономъ снялъ шляпу и направился къ дому.
Канонисса отодвинула бывшую въ употребленіи посуду, потрогала закрытое блюдо, не остыло ли оно, и хотла поставить чистую тарелку, какъ вдругъ ея рука была съ гнвомъ отдернута.
— Оставь это, — сказала баронесса повелительно. — Я никогда ему ничего не предлагаю, когда онъ нарушаетъ заведенный порядокъ и завтракаетъ одинъ, еслибы онъ даже былъ голоденъ.