В доме веселья

В этот вечер в своей комнате мисс Барт, пропустив тяжелые испарения обеда в полуподвале, сидела и размышляла о том, что за порыв заставил ее открыться Роуздейлу. Она объяснила это усиливающимся одиночеством, страхом возвращения в тишину комнаты, в то время когда она могла бы быть в другом месте, в любой компании, лишь бы не одной. Обстоятельства в последнее время сложились так, что круг ее немногих оставшихся друзей сужался все больше и больше. В случае Керри Фишер все произошло не совсем само по себе. Сделав окончательное усилие, чтобы помочь Лили, и пристроив ее благополучно в мастерскую мадам Регины, миссис Фишер, казалось, была расположена отдохнуть от трудов своих, и Лили, понимая это, не могла ее упрекать. Керри и в самом деле чуть не оказалась вовлечена в случай с миссис Нормой Хэтч, и ей пришлось прибегнуть к изобретательному многословию, дабы себя обезопасить. Она откровенно признала, что ответственна за знакомство Лили с миссис Хэтч, правда тогда она не знала, что собой представляет миссис Хэтч, — она даже предупредила Лили, что лично с ней незнакома, и, кроме того, миссис Фишер не обязалась быть ангелом-хранителем Лили, — действительно, девушка уже достаточно взрослая, чтобы самой о себе заботиться. Сама Керри не защищалась столь грубо, но позволила защищать себя именно таким образом своей теперешней закадычной подруге миссис Джек Степни — миссис Степни, до сих пор содрогавшейся при мысли о той участи, что чуть не постигла ее единственного брата, но решительно оправдывавшей миссис Фишер, в доме которой она могла рассчитывать на «веселые сборища», ставшие для миссис Степни необходимыми, с тех пор как замужество освободило ее от строгостей ваносбурговского уклада.

Лили все понимала и никого не осуждала. Керри была верным другом в трудные дни, и, вероятно, только дружба с кем-то вроде Герти могла выстоять усилившиеся тяготы жизни. Дружба Герти и в самом деле поддерживала Лили, пока та не начала избегать и ее. Потому что она не могла навещать Герти без риска встретить Селдена, а увидеться с ним теперь было бы слишком больно. Было больно даже от смутных дум о нем — и когда Лили просыпалась, и когда страстно желала, чтобы он был рядом с ней в невещих снах, которые мучили ее ночами. Это была одна из причин, почему она снова обратилась к рецепту миссис Хэтч. В беспокойных обрывках ее природных снов он приходил к ней иногда в добром старом облике дружбы и нежности, и она пробуждалась от сладких грез обманутая в лучших чувствах и лишенная последнего мужества. Но во сне, в который ввергал ее аптечный пузырек, Лили уходила гораздо дальше, чем во время дремотных визитов Селдена, погружаясь в глубины самоуничтожения без сновидений, после чего просыпалась каждое утро со стертым прошлым.

Постепенно, конечно, мука воспоминаний возвращалась, но, по крайней мере, они не домогались ее в часы бодрствования. Препарат давал мгновенную иллюзию полного обновления, из которого она черпала силы, чтобы заняться ежедневной работой. А сил ей нужно было все больше и больше, по мере того как росли тревога и замешательство насчет ее будущего. Она знала, что, с точки зрения Герти и миссис Фишер, проходит испытательный срок в школе мадам Регины, дабы, когда наследство миссис Пенистон будет получено, реализовать видение зелено-белой лавки уже на основе приобретенного опыта. Но сама Лили знала, что наследство предназначено для другого, и обучение казалось пустой тратой времени. Она понимала, и вполне отчетливо, что, даже если бы ее руки и научились когда-нибудь конкурировать с руками, сызмальства приученными именно к этому труду, скромный заработок был бы совершенно непропорционален вложенным усилиям. И осознание этого факта снова и снова искушало Лили использовать наследство для создания своего дела. Она была уверена, что после открытия магазина с командой подчиненных ей мастериц, при ее вкусе и умении привлекать клиентуру из высшего света, появится возможность постепенно отложить достаточно, чтобы отдать долг Тренору. Но достижение этой цели может занять годы, даже если мисс Барт измотает себя до предела, а тем временем ее гордость будет раздавлена под тяжестью невыносимых обязательств.