В дороге

Я сказал: «Подожди минутку, я поеду с тобой, только закончу эту главу», – и это была одна из лучших глав в книге. Потом я оделся, и мы помчались в Нью-Йорк на встречу с какими-то девицами. Когда мы ехали в автобусе в странной фосфоресцентной пустоте в туннеле Линкольна, мы тыкали друг в друга пальцами, кричали и взволнованно болтали, и от Дина ко мне что-то передалось. Попросту говоря, он был молодым человеком, со страшной силой ошалевшим от жизни, и хотя он был плутом, он плутовал лишь потому, что очень хотел жить и общаться с такими людьми, которые иначе его бы не замечали. Он лгал мне, и я это знал (ради комнаты и стола, и «как писать» etc.), и он знал, что я знаю (это было основой наших отношений), но мне было всё равно, и мы прекрасно ладили – не докучая и не угождая друг другу; мы ходили друг вокруг друга на цыпочках, как новые неразлучные друзья. Я начал учиться у него так же, как он, вероятно, учился у меня. О моей работе он говорил так: «Давай ещё, всё, что ты делаешь – очень круто». Он заглядывал через моё плечо, когда я писал рассказы, и вопил: «Да! В точку! Вау! Чувак!» и «Уфф!» и вытирал лицо носовым платком. «Чувак, вау, надо столько сделать, столько написать! Главное – начать, без препон и не зависая на литературных запретах и грамматических страхах…»

«Да, чувак, всё верно». И я увидел какую-то святую молнию, она вспыхнула от его экстаза и его видений, он описывал их так буйно, что люди в автобусах оборачивались, чтобы взглянуть на этого невероятного перца. На Западе он проводил треть времени в бильярдной, треть в тюрьме и треть в публичной библиотеке. Видели, как он буйно мчался по зимним улицам, с непокрытой головой, неся книги в бильярдную, или забирался по деревьям, чтобы попасть в мансарды друзей, где он проводил дни, читая или скрываясь от закона.

Мы приехали в Нью-Йорк – я уже не помню, что там было, две цветные девушки – не было там никаких девушек; они обещали встретить его в кафешке и не явились. Мы пошли к нему на парковку, там у него было несколько дел: переодеться в дежурке, покрасоваться перед треснутым зеркалом и так далее, и затем мы рванули вперёд. И это был вечер, когда Дин встретил Карло Маркса. Это был грандиозный вечер, когда Дин встретил Карло Маркса. Два проницательных ума, какими они и были, приняли друг друга с первого взгляда. Два пронзительных глаза заглянули в два пронзительных глаза: святой плут с сияющим умом и печальный поэтический плут с тёмным умом, каким и был Карло Маркс. С того момента я виделся с Дином весьма редко, и мне этого было немного жаль. Их энергии встретились, рядом с ними я был таким чурбаном, я за ними попросту не поспевал. Тогда и начался весь этот безумный вихрь; он перемешал всех моих друзей и всё, что у меня осталось от моей семьи, в большой пыльной буре над Американской Ночью. Карло рассказал ему о Старом Буйволе Ли, Элмере Хасселе, Джейн: Ли выращивает траву в Техасе, Хассел на острове Рикерс, Джейн бродит по Таймс-сквер в бензедриновой галлюцинации, с дочкой на руках и в итоге в Бельвью. Дин в свою очередь рассказал Карло о таких неизвестных людях Запада, как Томми Снарк – косолапая акула бильярда, картёжник и юродивый. Он рассказал ему о Рое Джонсоне, о Большом Эде Данкеле, о своих детских друзьях, своих уличных приятелях, своих бесчисленных девушках и секс-вечеринках и порнографических картинках, своих героях, героинях, похождениях. Они помчались вместе по улице, встревая во всё, что у них было в ту пору, это потом оно стало куда более печальным, утончённым и опустошённым. Но тогда они танцевали на улицах, как настоящие клоуны, а я брёл за ними, как я брёл всю свою жизнь за интересными мне людьми, ведь для меня существуют только безумцы – те, кто безумен в жизни, безумен в разговорах, безумен в спасении, кто жаждет всего сразу, кто никогда не зевнёт и не скажет ничего банального, но горит, горит, горит, как сказочные жёлтые римские свечи, они взрываются, как пауки среди звёзд, а в центре виден главный синий вспыхнувший свет, и все говорят: «Аууу!» Как называли таких молодых людей в Германии Гёте? Страстно желая научиться писать, как Карло, только прознав об этом, Дин атаковал его с великой любящей душой, какая бывает лишь у плутов. «Теперь, Карло, позволь мне сказать – вот что я хочу сказать…» Я их не видел около двух недель, всё это время они цементировали свои отношения дни напролёт – ночи напролёт – жесточайшими разговорными узами.

Потом настала весна, великое время странствий, и все в этой разношёрстной шайке собрались отправиться в ту или иную поездку. Я был занят работой над своим романом, и когда я добрался до середины, после поездки с тётей на юг к моему брату Рокко, я был готов двинуть на Запад в свой самый первый раз.