Этакая камера в бежевых тонах с неприметными пейзажными гравюрами на стенах, где не за что зацепиться ни одному из пяти чувств. Никаких окон, никакого ощущения, как течет время. Ричард находится в другой такой же комнате, дальше по коридору, со своим адвокатом, и посредник ходит туда-сюда, помогая им прийти к соглашению. Элоиза в основном с ней рядом, лишь изредка выходит ответить на телефонный звонок, а Зоя остается глазеть на пейзажи. На одном из них — сельская Англия, ветряная мельница. На другом — холмистая местность с развалинами замка и коровами. Ей совсем не хочется ни туда, ни сюда.
Зоя начинает понимать: бракоразводный процесс придуман с одной целью — измотать всех участников. Все устроено так, чтобы только самые непреклонные, самые озлобленные, самые разобиженные бывшие супруги способны были выстоять до последнего перед лицом столь невыносимой скуки. Просидев здесь весь день в созерцании обломков собственной жизни, она уже готова почти на все, только бы не сидеть дальше. Посредник заверил ее, что Ричард приходит к пониманию того, что должен сам себя обеспечивать. Может, так и есть, а может, это уловка, чтобы вызвать у нее сострадание. Ей уже все равно. Чего бы ей там ни хотелось до сегодняшнего дня, теперь не имеет значения. Хочется ей одного: чтобы брак ее завершился раз и навсегда.
Она пишет сообщение Уиллу Шэннону:
Тут же появляются три отрывистые фразы:
Возвращается Элоиза.
— Сейчас придет посредник, принесет их окончательное на сегодня предложение, — сообщает она. — Разъяснит что и как, а у нас будет время его рассмотреть и решить, что делать дальше.
Зоя кивает, Элоиза просит посредника войти. Он озвучивает предложение. Зоя слушает вполуха. Рассматривает коров на гравюре. Что-то там не то с перспективой. Коровы великоваты по сравнению с замком.
— Странные какие-то коровы, — говорит она.
— Коровы? — переспрашивает посредник.
— Похоже, нам нужен перерыв, — вмешивается Элоиза.
Она выводит посредника в коридор, через пару минут возвращается.
— Зоя, мне кажется, на сегодня пора кончать.
— Нет, — возражает Зоя. — Давайте доведем до конца.
— Вы устали, что совершенно понятно. День был долгий. Мы почти договорились, но я не позволю вам ничего подписывать, не будучи уверенной, что вы все продумали.
Зоя встает, потягивается.
— Пойду погуляю минут десять. Это не запрещено?
— Ваш бывший муж принес с собой коврик для йоги, так что чего бы вам не погулять, — разрешает Элоиза. — Хоть все пятнадцать. Если хотите, принесу кофе, не слишком отвратительного. Вам какого?
— Ванильное латте. Очень горячее, очень сладкое.
— Правильно мыслите, — одобряет Элоиза. — До встречи.
Зоя выходит к лифту, спускается на тридцать этажей вниз, на улицу. Заходит в какой-то сквер, со всех сторон обрамленный небоскребами, садится на скамейку. Сыро, промозгло, она тут одна среди пустых клумб и грязных луж. Ежится в свитере, дрожит. Собравшись с мыслями, отправляется обратно на тридцатый этаж, где заглатывает порцию быстродействующего рафинированного сахара.
— Я готова, — говорит она. — Рассказывайте, чего они там предлагают.
Элоиза рассказывает, пункт за пунктом, Зоя слушает.
— То есть суть в том, что я должна продать дом, выплатить практически всю его стоимость Ричарду — и я свободна навеки?
— Да.
— И он не станет претендовать на мой бизнес?
— Никоим образом.
— И у него не будет права притащиться ко мне за другой помощью, даже если он так и останется бестолочью и неудачником?
— Совершенно верно.
— А что вы думаете про такие условия?
— Думаю, они приемлемые. Чтобы получить то, чего хотите вы, нужно очень много времени и денег; возможно, понадобится идти в суд, а оно того не стоит.
— То есть вы бы подписали?
— Я бы подписала. Но подписывать вам, не мне, решение за вами. Вопрос в том, готовы ли вы тратить еще деньги без гарантии результата, притом что результат даже в самом благоприятном случае не будет сильно отличаться того, что мы уже имеем.
— Когда необходимо продать дом?
— Ричард хочет выставить его на продажу в следующем месяце. Тут можно поторговаться, если вам нужно больше времени на подготовку.
— Нет, — говорит Зоя. — Я хочу, чтобы весь этот бред поскорее остался в прошлом.
— Так вы готовы подписать?
— Готова.