В другом мире: заметки 2014–2017 годов

В своей регулярной колонке в газете Die Zeit Каролин Эмке – непривычно для себя – положительно отозвалась об итогах ушедшего 2015 года. Она описала его как «год дара»: люди из ее окружения невероятным образом включились в проблемы беженцев, помогали им и отдавали всё, что только могли. Я считаю, что это правильно – оценивать готовность людей помогать в течение последнего года как позитивную тенденцию. По моему мнению, подобной открытости и эмпатии по отношению к «другим» в Германии никогда прежде не было. Традиционно «беженцы» встречают здесь скорее отвержение и ненависть. Однако есть одно но: так как Эмке опирается на концепцию дара и поэтому как бы ненароком обращается к теории Марселя Мосса[13], то она (как будто) допускает возможность того, что дары беженцам будут переданы не безвозмездно, что от них ожидается некая отдача. Мосс подчеркивал, что для неевропейских сообществ было типично считать, что дары несут в себе душу дарителя, а поэтому их нельзя просто удерживать у себя, их надо обязательно возвращать. Поэтому ни дар, ни подарок нельзя было сделать просто так: дар идет в комплекте с принуждением к ответному дару. Большое количество даров, по Моссу, демонстрирует власть и превосходство по отношению к одариваемому. Дарение, таким образом, не просто признак бескорыстной любви к ближнему, но часть экономического цикла «давать – брать». Дары отнюдь не лишены расчета и считаются, с точки зрения Мосса, основой капиталистической транзакции. И тот факт, что от беженцев в настоящий момент ожидается, что они «интегрируются» или как-то еще поспособствуют экономике, укладывается в концепцию дара. А то, что сейчас наблюдается поворот от культуры толерантности и открытости к расистским ресентиментам, также можно отнести к психической экономии, как я сегодня утром прочитала у Жака Лакана в его «Римской речи». Он утверждает, что за любовью к ближнему всегда, словно тень, следует ненависть к ближнему. Поэтому можно объяснить своего рода психологическим законом тот факт, что за дружелюбием и гостеприимством следует более сильный ксенофобский импульс. Я тем не менее не стала бы утверждать, что так происходит всегда, ведь, в конце концов, до сих пор есть много людей, которые помогают беженцам и открывают для них все двери. Превращение открытости в защитную фобию было заметно в первую очередь в СМИ и политике. Однако, хоть и понятно, что эти инстанции опираются на расплывчатую «смену настроений», нельзя отрицать, что она происходит среди «населения».

Дескиллинг – рескиллинг

Я уже давно задаюсь вопросом: не был ли дескиллинг (deskilling, англ.) – сознательный отказ от владения техникой в пользу механики или случайных находок – исключительно мужской привилегией в послевоенной живописи? Ведь мы связываем с разнообразными техниками дескиллинга прежде всего мужские имена, начиная с Эльсуорта Келли, Фрэнка Стеллы, Роберта Раушенберга, Джона Кейджа и Энди Уорхола и заканчивая Зигмаром Польке и Герхардом Рихтером. Агрессивные методы дескиллинга 1980-х годов, в первую очередь «плохая живопись» (bad painting, англ.), также ассоциируются с художниками-мужчинами, такими как Альберт Оэлен или Мартин Киппенбергер. При этом бросается в глаза, что немногие художни*цы, которых также относят к дескиллингу, – я имею в виду Агнесу Мартин, Джо Бэр и позже Ютту Кетер – после фазы демонстративного отказа от техник возвращались к ним. В истории искусства это выглядит как своеобразный закон: дескиллинг позже превращается в рескиллинг. В этом контексте для меня особенно интересны те художни*цы, которые выбрали другие техники, к примеру использующие элементы женской ручной работы. В вышивках Розмари Трокель якобы «низкоквалифицированные» навыки обретают новый смысл и ценность. И хотя ее работы вторят риторике послевоенной живописи, они всё равно связаны с традиционно женским трудом. Механическое создание ее картин (на вязальной машинке) обнаруживает методическую близость к живописи дескиллинга коллег-мужчин, с которыми художница также вступает в диалог через свое творчество. По этой большой теме: «Дескиллинг vs рескиллинг с учетом гендерного вопроса» – стоило бы написать текст или организовать курс лекций. Посмотрим, будет ли у меня время.

Кёльнский вокзал