Читаем В другом мире: заметки 2014–2017 годов полностью

Существует тенденция говорить о браке как о некоем третьем лице. Брак может быть хорошим или плохим, его называют счастливым или несчастливым, как будто он ведет свою отдельную жизнь. В то время как на уровне языка брак является целостной единицей, в реальности же он состоит из двух человек, которые взаимодействуют внутри него и отвечают за его успех. Как институт, однако, брак имеет и черты бестелесного существа, которое обладает субъектами (так называемыми супругами), сообщает им определенный статус (замужем/женат) и подразумевает определенный образ жизни (совместное проживание). При этом многие мои друзья и подруги рассказывают, что с началом брака отношения меняются (к худшему). Выходит, брак – это формат, который непосредственно влияет на тех, кто на него соглашается. Может, дело в огромном институционном давлении этой формации, из-за чего возникает желание риторически от нее отгородиться? Тогда начинают говорить о «тяжелом браке», в котором человек страдает, при этом собственный вклад в брак как будто не рефлексируется. Брак словно становится сам по себе плохим и делает человека несчастным. Когда человек расторгает брак, он часто чувствует облегчение, потому что сбежал от власти этого бестелесного существа и больше не подчиняется ей.

Смерть родителей

Смерть родителей означает утрату прежнего жизненного горизонта. Этот горизонт, о котором ты думал*а как о чем-то само собой разумеющемся, теперь исчез, а на его месте не появилось ничего нового. И даже если ты давно уже не делил*ась с родителями своими профессиональными успехами или неудачами, они всё равно оставались некими символическими инстанциями, ради которых ты (осознанно или неосознанно) что-то делал*а. Родители оставались своеобразным естественным резонирующим пространством для твоих жизненных решений. Даже больше того: родители – это первые люди, от которых мы получаем признание. И теперь их нет, что может вызывать уныние и служить причиной прокрастинации. На месте, где раньше была инстанция признания, теперь появилось осознание, что ты будешь следующ*ей и уже стоишь одной ногой в могиле. Зачем стараться, если в итоге всё идет к тому, чтобы так же умереть и быть погребенным? Однако может случиться и противоположное: смерть родителей заставляет тебя болезненно осознать, как мало у тебя осталось времени, и ты собираешься с силами и продолжаешь делать то, что было и есть для тебя важно.

Методика «Любви к живописи»[14]

Некоторые мысли о моей книге «Любовь к живописи»: я хочу заранее обозначить, что моя цель – не просто описать практики живописи с точки зрения условий их возникновения. Если я буду использовать лишь этот подход, то упущу из виду специфический потенциал живописных практик и их особую форму стоимости. Также мне хочется подчеркнуть дистанцию по отношению к критическому, разоблачающему подходу: я покажу, что существуют конкретные материальные предпосылки для определенных мистификаций вокруг живописи, и именно они интересуют меня в первую очередь. Моя задача не в том, чтобы в очередной раз придать живописи статус субъекта и восхищаться ее самостоятельностью, как уже не раз делали многие теоретик*ессы. Меня гораздо больше волнует, с помощью каких эффектов в живописи распространяются различные фантазии – например, что картина рисует себя сама. Через изучение генеалогии живописи я мечтаю продемонстрировать, как начиная с раннего Нового времени возникали попытки повысить ее ценность и как многие аргументы дожили до наших дней. Для меня важно прежде всего семиотическое понимание живописи как языка, который позволяет выработать особенности ее риторики. Ведь все-таки на передний план в живописи выходит физически переживаемая материальность знака, и она не зависит от того, что сами знаки означают. Скажу иначе: с моей точки зрения, именно особая материалистичность живописи есть причина виталистических проекций наблюдатель*ниц, хотя одновременно она является и препятствием для них же. Так, к примеру, краска на картине является одновременно и пробуждающей ассоциации с жизнью субстанцией, и безжизненной материей.

Пациентка второго класса

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное