В другом мире: заметки 2014–2017 годов

На телеканале ARTE я недавно посмотрела документальный фильм о Франсуазе Саган. Ее роман «Здравствуй, грусть» (1954) был в свое время для меня – подростка 1970-х – настоящим сексуальным откровением. Никогда мне не позабыть эту наполненную гомоэротизмом атмосферу дома на юге Франции, который она так подробно описывает в книге. Тогда я еще ничего не знала о ее социальном положении в среде, в которой – как показано в фильме – она была исключением. К примеру, в сфере книгоиздания, где ее – единственную женщину – окружали мужчины, которые знали, что ей надо делать. Похоже, стать автором бестселлера в конце 1950-х – начале 1960-х женщине было возможно лишь тогда, когда она оставалась исключением, и это исключение строилось на отсутствии в системе всех остальных писательниц. Конечно, в подобном структурном законе виновата не сама Саган, но в ХХ столетии в мире изобразительного искусства это происходило постоянно. В одном эпизоде фильма у Саган, уже пожилой женщины, спрашивают, почему она голосует за Франсуа Миттерана, то есть за левого, в то время как сама ведет роскошный образ жизни. Она ответила по-настоящему ловко, что это не обязательно противоречие. Если есть выбор между отдыхом в хорошем отеле или в кемпинге, то любой человек выберет отель, ответила Саган. Кроме того, если кто-то, как и она, любит жить хорошо, то это не обязательно исключает его левые взгляды. Интересно, что она попыталась упразднить это противоречие, вместо того чтобы защитить его как нечто продуктивное, так как – по моему мнению – не сами противоречия являются проблемой, но скорее люди, которые их не выносят, например задавший вопрос репортер. Другому журналисту она напоминает о высказывании Блеза Паскаля, который сказал, что в жизни сначала появляется любовь, а потом успех. У нее же в жизни всё произошло по-другому: успех случился совсем рано, а вот любовь – между прочим, к женщине – много позже. Долгое время Саган, так же как и послевоенного художника Бернарда Баффета, считали всего лишь феноменом из среды селебрити, а ее работы не воспринимали как серьезную литературу. Однако чем размытее становились границы между высокими и низкими жанрами, что происходило начиная с 1960-х, тем больше признания доставалась ее произведениям, хотя различные рецензенты интересовались в первую очередь тем, сколько экземпляров продано. Неудивительно, что и в фильме ее постоянно спрашивают, сколько денег на самом деле она зарабатывает; при этом, похоже, она спускала все заработанные деньги на ветер, поэтому ее преследовали кредиторы. Ее щедрость и любовь к тратам подтверждает тот факт, что она финансировала модный показ своей подруги – модной дизайнерки. Саган вращалась в светских кругах, но печатала свои романы на старой, разваливающейся печатной машинке. В молодости она была похожа на Розмари Трокель, вот почему она кажется мне такой невероятно знакомой.

Обувь без каблука

Из-за операции на пальце ноги я пока должна носить обувь только на плоской подошве. Сейчас, в том числе из-за холода, я ношу удобные угги бренда UGG. И хотя я не отношусь к женщинам, которые регулярно балансируют на высоких каблуках, я частенько бегала по району в обуви на небольшом каблуке, и теперь я вижу здесь существенную разницу. Когда я в сапогах на плоской подошве, весь мир кажется мне огромным. Кругом одни великаны. Я всего лишь на несколько сантиметров ниже, а в некоторых ситуациях меня уже буквально не видят, люди просто смотрят сквозь меня (возможно, кстати, это связано и с моим возрастом). И чтобы не стать совсем невидимой, мне приходится тянуться вверх. Теперь я могу лучше понять некоторых своих подруг, которые во время примерки нового платья встают перед зеркалом на цыпочки. Таким образом они пытаются представить, что они на каблуках, и платье смотрится лучше. Понимая это, я теперь думаю о том, как будет выглядеть моя общественная жизнь, если отек пальца не пройдет и мне придется навсегда позабыть о каблуках. Это будет совсем другая жизнь – жизнь без привычных «выходов в свет»; точнее сказать, мне пришлось бы придумывать другие образы, в которых туфли больше не играли бы роли. Ханна Арендт удачно сказала на эту тему, что в старости мы постепенно перестаем появляться на публике так, как раньше. Выходит, в старости мы оставляем позади свои внешние проявления, чтобы дать слово другим вещам, например собственным текстам и книгам.

Фото на паспорт