В душной ночи звезда (СИ)

- Анна тогда белой павой ходила, и муж не спускал с неё глаз, хоть женаты были несколько лет, и девчонки уже к тому времени подрастали. Чего ж тут думать? - шлёпала губами Адарка.

Бод, хмурый, молчаливый, впрочем, таким он всегда казался людям, не дотронулся до питья, незаметно подвинул кружку Адарке, и Адарка, похлёбывая пиво, продолжала:

- А когда случилась там у них война, мужа ейного убили, а Анна, голубка, натерпелась страху: ворог отрезал ейную русу косыньку, - о-от такую косыньку, до самой земли, - своей вострой сабелькой! - Адарка перекрестилась.

- И как она уцелела, одному Богу ведомо, бо, добрый человек, сам знаешь, что делают злые люди с бабами да девками на войне. Ой, страшно! - и захмелевшая Адарка опять перекрестилась на икону, висевшую в тёмном углу корчмы.

Тут тётка на мгновение остановилась - вдруг вспомнила, что не убрала, как велел хозяин, паутину за иконой. Полгода назад, на вербное воскресенье, старый Михал полез менять прошлогодние ветки вербы на свежие, и выговаривал ей, что пауки чуть не откусили ему пальцы. "А то, может, и не убирать? Пусть откусят пауки хозяину хоть и все руки до самых плеч. Глядишь, он тогда научит Адарку, как следует считать гроши, и уж она-то сумеет попользоваться этим!"

Бод тоже молчал, думал о своём:

"Овладеть сиреной без её согласия - что удержать воду в кулаке: утечёт, просочится сквозь пальцы. И неважно, как она это сделала, как умудрилась избежать поругания во время набега, - подумал Бод. И продолжал размышлять об услышанном. - Враг отрезал её невиданную косу. Не в том ли причина? Волосы немаловажны для колдовства: колдуну - длинная борода, ведьме - длинные косы. Коса у девки заключала в себе чародейство не проявившееся? Косу отрезали - освободились колдовские чары? Но как же провела Анна два года, вернувшись в Речицу? Первой бы пострадала семья Кондрата...".

А тётка Адарка завелась снова:

- Как Анну привезли в город, она, голубушка, с постельки не вставала. Лежала, как подкошенная былиночка. Девчоночки её всё плакали и плакали, чуть что стукнет, упадёт, собачка забрешет - они в слёзы, да громко, дружно, в один голос. Ведомо ж, испуганные детки! Деток водили к бабке Мокошихе, и ничего, она их отшептала, водичкой отпоила.

"Надо будет проверить, хорошо ли сняла испуг шептуха? Девочкам против жизни идти, плохо будет им жить со старыми страхами" - отметил Бод, собираясь сделать это в ближайшее время.

- А потом ничего, слава богу, выздоровела Анна. И помогла ей святая водица, за которой Кондрат отправлял сыновей ажно в Киев, в святые места. Хлопцы были тогда совсем молоденькие, а Кондрат не побоялся, сказал - пусть учатся без батьки жить, своя голова на плечах, - и пристроил их к торговому обозу: запряг им коника, они и поехали. А то ж! Его хлопцы тогда ещё привезли из Киева какие-то железные инструменты для мущинских надобностей. Мужики у Кондрата эти железины из рук вырывали, дорого-дорого платили, потому как здесь таких не достать! Вот! - утомилась, наконец, рассказывать довольная разговором тётка.

"Ой, молодец Кондрат! - покрутил головой Бод. - Значит, за святой водицей парнишек отправлял? Ну, ну! Всё у него ладится, всё одно за одно цепляется для пользы и для выгоды".

Бод знал про поездку в Киев, сам ехал тогда в этом обозе, вёз, как обычно, зимой, мёд и воск на продажу. Помнил ребят Кондрата, Иваньку и Василько. Действительно, ребята тогда были не совсем взрослые: одному едва исполнилось шестнадцать, другому, наверное, пятнадцать лет. Но оба - бойкие, дельные.

- И сватал кто Анну Берёзкову? - вслух спросил тётку, ожидая последних откровений.

- А кто ж её сватать будет, коли она ни на кого не глядит? Ницая! ("Ницая" у речицких означало "скрытная"). Говорит чудно, никто её не понимает. Да и падучая она. Пусть и выздоровела, и всё, что надо, справляет, и мастерица, а всё равно - падучая. А в хозяйстве здоровая баба нужна.

Мужики на неё любуются: Анна - молодица краси-и-ивая, статная, лицом белая. А толку-то с её красоты? И не подступиться к ней! На Троицу бобыль Козьма, Косачихин сын, - задумал с Анной пошутить. Подарил её девчонкам по медовому коржику, а сам говорит: "Я на вашей мамке женюсь, и куплю ей обновок, чтоб она ходила красивая, как паненка! А вас, девоньки, буду каждый день угощать леденцами и кренделями с маком!" - Разве плохо сказал человек? Другая б баба обрадовалась! И полез пьяный Козьма к Анне целоваться. Ну так что, ну и пошутил в святой праздник, что, нельзя? Небось, не девка: берёзку-то заломили давно. А Анна глаза бешеные сделала, да по кадыку Козьме чем-то шась! Малявки её ревут - кричат что есть мочи. Анна тож слёзы распустила ручьями, Козьма горлом булькает, дыхало она ему перебила. Народ сбежался и, не разбираясь, стали Анну жалеть и девчонок крикливых успокаивать. А Козьму стыдили и ругали сильно, и не пожалел человека никто. Старая Косачиха говорила, что Козьма потом неделю пил беспробудно, он же и правда к Анне подъехать хотел!