Читаем В душной ночи звезда (СИ) полностью

Бод подавил недоумение: что-то удивительное крылось за их знакомством, и тайна не хотела раскрываться. А он не собирался ждать, когда раскроется тайна - женщина уже перед ним. Он так ждал встречи! И чародей, внутренне дрожа, моля небо лишь об одном - чтобы эта душа его не отвергла, тихо сказал:

- Я многое умею из того, чего не понимают люди...

- Да, - кивнула Анна, всё ещё глядя в землю. И добавила с чувством, притянувшись к нему, - спасибо за то, что любишь меня!

Как?! Она читает в его сердце?

- Люблю, люблю, Анна! Люблю я тебя! Хоть и не готов к этому, и не знал, ни гадал, что так случится со мной, но запал я на тебя! О-о, женщина! - и Бод, держа Анну за руки, по очереди медленно перецеловал каждый её пальчик. Она поднесла к своим губам его большую ладонь, надолго прижалась губами к тому месту, где две линии судьбы сходились в глубокую борозду, пересечённую лучистой звездой. Потом приложила эту ладонь к своей пылающей щеке, так и не решившись взглянуть на него.

- Анна, я научу тебя, что нужно сделать, а потом ты смотри на меня, смотри на меня - и будь со мной! - Бод творил заговор, не думая - дано ли ему право на это? Затем сложил её тонкие пальцы в священный знак защиты и равновесия, провёл рукой, рисуя этот знак, на своей груди, затем на её груди, начертал над своей головой, над её головой, и произнёс:

- Милая, можно, я поцелую тебя, и делай со мной, что хочешь! - и, едва прикасаясь, поцеловал её горячие губы...

Анна не поднимала глаза.

- Что, Анна? - взволновался Бод.

И вдруг эта красавица, рассмеявшись лукаво, ответила:

- Мне так хорошо! Как во сне! А вдруг открою глаза, и проснусь? - и тут же, влажно блеснув из-под ресниц, взглянула на чародея в упор.

Теперь Бод прикрыл свои глаза: "О, женщина! Как же ты умна!" Он увлёк её за собой под грушу; показал, как можно, прислонясь спиной, погрузиться в такое большое дерево, как в воду, и даже полностью войти в него. Анна тихо смеялась. И пыталась угадать: где, в каком месте покажется - выйдет чародей из шершавой столетней коры. Потом Бод повернул её спиной к стволу груши, осторожно тронул за плечи (он ясно чувствовал, что Анна боится крепких объятий) и, напрягшись в волевом усилии, увлёк её с собой внутрь ствола.

Новая тишина приняла и поглотила двоих.

И там, внутри дерева, Анне показалось, что она пересекла невидимую межу, и теперь не принадлежит больше этому миру.

Свобода! Как будто тяжкий груз упал с её души!

Ушли все тени мучивших её сомнений, тревог, переживаний, болей и горестных воспоминаний. Она словно выросла, стала высокой - выше всего в округе, могла дотянуться до звёзд - лёгкая, вольная! Ей стало хорошо, необыкновенно хорошо, и она тут же призналась в этом Боду, - и улыбалась, сверкая белыми зубами. И легко-легко целовала его под усы - в уголки губ, в губы, опять в уголки...

"Вот оно какое - её колдовство!" - думал счастливый чародей. Анна искренне, восторженно благодарила и благодарила его за чудо, за небывалую свободу, которые подарило ей это потайное место внутри древа. Она БЛАГО ДАРИЛА, и опять нежное облако - золотисто-сиреневое сияние окружило и закружило Бода, терявшего голову...

...В ночи прокричал петух.

За ним то там, то здесь, закричали, каждый своим голосом, другие петухи, возвещая о том, что тёмная ночь, пришедшая в мир неслышной поступью, сейчас остановилась, замерла, прислушалась: все ли на этой земле блюдут её покой? Замерла панна-ночь, постоит недолго, и скоро повернётся, и начнёт отступать в предчувствии рассвета, отрясая с роскошного чёрного подола студёные звёзды-росы.

- Пора, Анна! - очнулся Бод.

- Твоё чародейство боится петушиного крика? - спросила Анна, и он услышал, как тревожно трепыхнулось её сердце, - ты - светел?

- Да, радость моя, - улыбнулся Бод. И таким надеюсь остаться. - Ты укрепишь меня на пути моём?

Они опять какое-то время молчали - слишком хорошо было и без слов.

- Расскажи тогда, что значит для тебя петушиный крик?

- Теперь ты спросила правильно. А на понятный вопрос всегда найдётся понятный ответ.

Люди не зря считают время до первых петухов самым таинственным, самым волшебным. Так оно и есть, лада моя. Всему ведь своё время, правда? Ты тоже вышиваешь днём, при свете, и не вышиваешь средь ночи, при лучине? А ведь никто не запрещает тебе делать это ночью, так? До первых петухов всякое волшебство и чародейство удаётся в стократ легче, чем потом. Чародейство бывает разным, голубка: хорошее не всегда заметно, а плохое, скажу я так - бывает. Но я больше встречал людей, которые напридумывали страшных приключений или наслышались о них от других выдумщиков, и брать всё на веру не стоит. Люди любят сказки, милая: всякие сказки, и весёлые, и грустные, и смешные, и ужасные...

"А ужасные почему-то любят больше..." - не впервой подумал Бод. И

Перейти на страницу:

Похожие книги