В душной ночи звезда (СИ)

- Бери меньшого, идите домой: в корчму или куда там... где вы остановились... К старшему брату веди его. А с ним, - кивнул на Ладуся, - поговорить надобно, - и проследил глазами, как уходят дети. Вопрос, кто кого вёл домой: впереди твёрдой походкой, широко шагая шёл маленький отважный Юрась, за ним переставлял ноги средний братец, двумя ладошками поспешно утирая размокшее лицо.

Хитрый Иван заметил над замётами шапку второго стражника, Степана Рудого.

Рудой двигался сюда, в эту сторону. Как только Степан поравнялся с кустами сирени, Иван, перемигнувшись с ним, схватил не мелкого телом Ладуся, сжав его плечи, как тисками, а Степан выдернул из руки кинжал и пригрозил:

- Только дёрнись, хлопец, в бараний рог скрутим!

Они быстро перевели Ладуся через мост надо рвом, втолкнули в приоткрывшиеся ворота, а уж за высокими стенами Верхнего замка, не церемонясь, затолкали в подклет брыкавшегося хлопца, называя опять же и шуликуном, и проходимцем, и разбойником.

Позвали войта.

Пока шли с войтом к подклету, успели нажаловаться на синяки, которые пятками и коленками наставил им лихой не по годам мальчишка.

- И как только не отбил, прости господи, самое главное! - шумели стражники.

Зря они это сказали.

Войт был не в духе, повернулся к ним, рыкнул:

- Засиделись! Выростка* привели, вои! Плачете!

- Видел бы пан, какой это выросток! Разбойник, не смотри, что годами молод, - зверёныш! На местных ребятишек с ножичком пошёл! Это где такое видано? На кулаках дерись, а ножик зачем? Зачем ножичек показывать? Да что показывать - да он пырнул бы кого-нибудь, если бы мы не подоспели!

Войт шагнул было в подклет, но, увидев Ладуся, на которого жалко было смотреть, настолько он был удручён случившимся, приказал:

- Ступай за мной, и что б без шуточек, артист!

По пути негромко буркнул подвернувшемуся молодцу принести к нему в светлицу кружку с квасом, да поживей. Повёл хмурым глазом в сторону хлопца:

- Как зовут?

- Владислав.

- С братом ездишь? - Ладусь кивнул.

- Ты из детей старший? - парень опять кивнул. У него не проходила крупная дрожь, сотрясавшая его тело.

- Холодно?

- Нет.

- Ладно. Слава богу, всё обошлось. А что и, правда, зарезал бы кого?

Вместо ответа Ладусь откинул голову назад, так, что чётко обрисовался кадык на тонкой ещё мальчишеской шее, и, беззвучно рыдая, сморщившись, зажмурив глаза, кивнул головой.

- Ну, ты, потише, потише. - Войту было жалко мальца. Он тоже видел представления батлейщика, и видел этого яснолицего весёлого паренька, про которого местные молодки говорили: "Какой красивый старший мальчик - как молодой Ярило*!"

"Что-то не так! - раздумывал войт, - Чем допекли хлопца, что стал с собой носить кинжал? Кинжальчик серьёзный, заточен остро. В ножнах сидит крепко. Чтобы выхватить из ножен, его надо сначала повернуть, попасть в паз - только тогда выйдет наружу..."

Вслух спросил:

- Ребята не успели отобрать ножик, пока ты его доставал?

Ладусь молча покрутил головой.

- Быстро достал?! - притворно удивился войт. Парень кивнул.

- Так! - стремительно поднялся высокий, грузный войт, заходил по светлице, затем опять сел, на этот раз придвинув близко к хлопцу своё лицо. Зашептал:

- Учился доставать? Зачем? В разбойники пойдёшь? Сестёр, братьев оставишь, пойдёшь в разбойники? А? Пусть пропадают, пусть их другие разбойники режут, пока ты будешь резать чужих людей? А? - шёпот его громом отдавался в голове несчастного.

Войт опять вспомнил чистые, весёлые глаза паренька, когда он подкидывал младшего мальчишечку. И одна догадка шевельнулась в его седой голове: нет, не похоже на правду, этот парень - кремень, но попробовать стоит...

И войт сказал:

- Или ты трусишь, хлопец? Нож для смелости носишь?

Ладусь, наконец, разжал зубы, слёзы, лившиеся по щекам, стали пересыхать, и он зашептал в лицо войту, блестя мокрыми глазами и твёрдо ставя слова:

- Я не трушу! Мне не нужен нож! Я - ради Терезки!

"Это старшая девочка, что ли?" - подумал войт, но только сглотнул, кивнул понимающе Владиславу, и тот, глядя ему в глаза, рассказал, как было дело.

- Терезка нам не просто сестра, - она нам как мать. Её все с малых лет называли госпожа-хозяйка.