В душной ночи звезда (СИ)

- Ну, и глядите теперь ваших любимых коровок, а не то их волки задерут!

- Нет, - стала спорить Катеринка, - мы загородим двор, отдай наши лучинки! - И неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не вмешался Кастусь:

- А на что, Стёпка, твои солдаты топчутся, если у хозяек в городе волки задерут скотину? Вот Лизаветка и Катеринка пожалуются дядьке войту, и он побьёт твоих солдат батогами - чего не закрыли ворота на гостинце?

Стёпка перестал спорить с девчонками из-за щепы.

Братец Кастусь уже почти большой. Скоро ему, как и старшим братьям, батька разрешит спать в светлице при бане. Стёпка давно решил, что с этим братцем ему нужно ладить. Тогда, может, Кастусёк попросит батьку, чтобы и ему ночевать в баньке? Стёпке ой, как не хотелось остаться одному мужику с бабами да девками в хате! Он так и не признался мамке: как-то десятилетняя Танюшка пошутила с ним, сказала, что, когда Кастусь перейдёт в баньку, они, девчонки, будут тискать щекастого пухленького Стёпку сколько хотят, и щекотать.

- А ты, Кастусёк, дай мне свою лодочку! - с тоской обратился Стёпка к брату, которому отец уже позволил пользоваться ножичком, и теперь Кастусь за столом строгал из коры лодочки.

- Дай мне две лодки!

- Зачем тебе две? - удивился мальчик.

- Я скажу солдатам, чтоб посадили в лодки всех девок: и Таньку, и Катьку, и Лизку, и Ганулю-соседку, - и свезли их за реку!

Все взрослые, кто был в светлице, засмеялись.

Пятнадцатилетняя Ульянка, теперь старшая над детьми, спросила Стёпку:

- А меня тоже отправишь в лодке?

- Нет, тебя оставлю. Ты не щиплешься. И чего тебя увозить, если мамка говорит, ты сама скоро поскачешь со двора! - И Стёпка в который раз подумал, что проглядел, когда Ульянка научилась скакать со двора? Старшие братья умеют ловко прыгать через замёт, а как важная Ульянка в юбке дерётся на забор - непонятно.

Марья-хозяйка, чувствуя, что глаза у неё начинают слипаться и пальцы устали тянуть кудель, прекратила все эти разговоры, сказав, что на них лучины не напасёшься, и велела укладываться спать.

***

Анну словно кто-то позвал.

Это Он, - почувствовала Анна, мысленно спросила: "Где ты, сокол?"

"Я - под грушей. Видеть хочу тебя, Анна!" - принёсся дивный беззвучный ответ.

"Нехорошо мне выходить из дома в поздний час, - только и успела подумать строго воспитанная Анна. - Что подумают?"

"Все спят крепко-крепко, верь мне, люба моя. Попробуй - разбуди кого!"

Анна и сама слышала: все домочадцы считали сны. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом, посвистом мерного дыхания спящих людей. Старшие парни, спавшие порой шумным молодым сном, ночевали отдельно.

"Только бы не видел никто!" - охнула Анна.

И эхом отозвалось: "Никто нас не увидит, обещаю, Анна!"

Бод стоял под старой грушей. Эта огромная, толстая груша была так высока и ветвиста, что речицкие люди, если случалось им возвращаться из дальней дороги по гостинцу, издали, за несколько вёрст, различали вершину дерева и говорили: "Ну, вот и Кондратова груша! Скоро будем дома!"

Великолепное дерево указали в переписи имущества каморники, проводившие в городе волочную померу. Они посчитали размеры городских дворов в прутах*, перечислили, сколько в каждом дворе хлевов, клетей, жилых хат со светлицами; описали, сколько есть в светлицах лавок, столов, печей, чем мощёны полы, и в той же государственной бумаге, восхищаясь, отметили у хозяина Кондрата Седько "превеликое древо посредь двора"*.

Бод ждал, прислонившись к стволу спиной. Думал об Анне и знал, что она почувствует его приход.

Он сказал ей, что стоит под грушей, что очень, очень хочет её видеть. В этот поздний час все спят, и будут спать столько, сколько будет нужно: он постарался, чтобы все спали крепким счастливым сном. Никто их не заметит. Анна! Анна! Анна!

Легко отворилась дверь, и светлый силуэт обрисовался в темноте двора.

Бод, радуясь встрече, мягко ступая, подошёл. Анна остановилась, замерла, опустив ресницы.

- Здравствуй, милая!

- Здравствуйте!

- Я спешил к тебе.

- Я ждала.

- Хорошо ли, что мы встретились?

- Да...

- Хорошо, когда я рядом, лада моя?

- Да, хорошо...

- Я так и обещал, помнишь?

- Помню...

- Не боишься меня, Анна, голубка?

- Нет, не боюсь...

-Так почему же не поднимаешь очи? - Бод был так близко, что чувствовал её тепло, не нуждался в ответе - понял.

- Ты сам всё знаешь. А я - не ведаю, что будет, если я взгляну на тебя? Может, мне лучше не смотреть тебе в глаза?

"Может, лучше и не смотрела бы ты мне в глаза! - подумал Бод. - Ты не сирена, но ты равна мне по силе своего чародейства! Я и сам не знаю, как такое возможно?! И не знаю, что будет в этот раз, если взгляды наши опять встретятся!". Но эту мысль птицей не послал к Анне. Только глубоко вздохнул, осторожно взял Аннины ладони в свои и, опять удивляясь, как хмелеет от близости к ней, помолчал, подумал, и сказал:

- Анна, я не прост...

-Знаю.