В двух шагах от солнца [Сборник]

Он совсем уж было собрался нажать на спуск, но в последний момент подумал, что тётя Сирин может быть редким и исчезающим видом, занесённым в Красную книгу, а потому стрелять не стал, а вместо этого вызвал работников зоопарка.

Работники зоопарка приехали очень быстро. Они освободили тётю из пут бельевых верёвок и посадили её в клетку. Пенсионера Шлакова поблагодарили за бдительность и обещали наградить премией в размере двух минимальных размеров оплаты труда. Потом они накрыли клетку с тётей Сирин чёрной светонепроницаемой тряпочкой и уехали.

С тех пор тётя Сирин живёт в зоопарке. Она целыми днями сидит в клетке, на жердочке, гадит и поёт пролетарские песни.

По воскресеньям к ней приходит дядя Степан. Он мучает её одним и тем же вопросом по поводу затаённого фунфырика, а ещё просит денег в долг. Но тётя Сирин про фунфырик молчит, как партизан, и денег в долг не даёт.

Ещё к её клетке учительница биологии Тамара Петровна приводит на экскурсию школьников. Когда тётя Сирин видит в гомонящей толпе пятиклассников Ваньку, она начинает взволнованно бить крыльями и метаться по клетке, чем неизменно приводит в восторг весь детский коллектив.

Пенсионеру Шлакову премию так и не выдали. В отместку он попытался однажды проникнуть на территорию зоопарка под покровом ночи, с берданкой, чтобы отомстить всем сразу, но был пойман сторожем Николаевым и сдан в милицию. Там он и умер от инфаркта миокарда, потому что губы никогда не синеют просто так, от волнения, нет — это всегда верный признак болезни сердца.

Белая лошадь

Белая лошадь была черна как смоль. Но люди почему-то упрямо отказывались признать её чёрной лошадью и настойчиво звали гнедым. Люди жестоки, а порою — просто глупы. Им не понять.

В очередной раз обиженная, лошадь сидела в гнезде и жмурилась на бумажный кораблик, забытый во вчерашней луже. С деревьев, шурша, опадала осенняя печаль. Ковром — самолётом стлались под облаками улетающие на юг птицы. Где-то на севере дождь собирался в дорогу, подпоясывал рубаху ветром.

"Кис — кис!" — настойчиво звал из-под дерева хозяйский сын — семилеток, но лошадь не отвечала — она знала, что это приторно — ласковое "ки — иса, ки — иса" не сулит ей ничего хорошего: её опять будут таскать за хвост, дёргать за плавники и ковыряться в душе. Она отворачивалась и прятала морду под хвост.

А когда поплыли в белосером поднебесье журчащим клином журавли, она подняла тоскливо положенную на лапы голову, вытянула шею, запрядала купированными ушами, прислушиваясь. Что-то в её сердце отозвалось, затрепетало, расширилось воздушным шариком и опало. Расширилось и опало.

"Что же ты медлишь, сестра! — кричали ей птицы. — Давай к нам! Улетим от осенней грусти!"

И тогда, не выдержав, белая лошадь рванулась, с места в карьер, рысью, галопом, иноходью — всеми отчаянными аллюрами сразу — и — глухомягким топотом по облакам, облакам, облакам — в небо, белым пятном, сливаясь и растворяясь, вслед за стаей родимой — на юг.

Вот.

Ноги

Сегодня ей этого совсем не хотелось. Ну не то у неё было настроение, чтобы идти на вечеринку к пустышке Катрине с её дурацкими рыжими волосами и новой блузкой. Этой дуре нужно выгулять новую причёску и тряпку, но она-то, Ева, при чём тут? Хотелось остаться дома, возле телевизора, наедине с попкорном и журналом мод. Эх!..

Она нехотя подошла к гардеробу, раздвинула двери, критично и иронически осмотрела не очень длинный ряд платьев, нехотя достала одно вечернее, другое… Ну нет, нет! Ну не было у неё никакого желания идти туда. Может, позвонить и придумать какую-нибудь отговорку?.. Хорошо бы, конечно, но эта рыжая дура пока нужна ей: без Катрины не видать публикации своих фото в "Монде"…

Шубка… Давно она её не проветривала, кстати… Шубку она купила на первый гонорар, в "Каролине". Да, это был первый и последний раз, когда Ева что-то покупала себе в этом царстве роскоши.

Она потянулась к шубке, оглаживая её сверху до низу, прижимаясь к нежному меху лицом.

И завизжала, отпрыгнула, едва не завалившись посреди ковра. Не меньше минуты она истерически кричала, выпучив глаза, прижав руки к груди, готовая потерять сознание.

Там, за шубкой стояли голые, бледные и волосатые, худые мужские ноги.

В следующую минуту она бросилась к гардеробу и резко задвинула створки. По крайней мере, теперь она не видела. Она и сама не могла бы объяснить, почему эти ноги навели на неё такой ужас. Наверное, самым кошмарным было то, что они голые. Ни брюк, ни ботинок, ни носков… Голые, очень бледные и худые, волосатые… В её гардеробе… Откуда? Зачем?…

А ведь у ног наверняка должно быть продолжение!.. Этот человек, который спрятался в гардеробе — кто он? Грабитель?.. Насильник?.. Маньяк?!

— Эй! — позвала Ева дрожащим голосом. — Вы кто?

И тут же прокляла себя за то, что осмелилась заговорить с хозяином ног. Ведь если он сейчас ответит, она наверняка умрёт от одного звука его голоса.

Но тот, в гардеробе, не ответил.