В двух шагах от войны

И мучает меня не горе (оно у всех сейчас есть), и не то, что я больна: у меня что-то нехорошо с легкими, но я думаю, что скоро поправлюсь. Меня больше всего мучает то, что я сейчас такая бессильная. Все что-то делают, а я - нет. Лежу, как чурбашка, в окно смотрю да молоко дую. А ведь обязательно, обязательно сейчас каждый должен что-то делать, хоть немного, а должен! Не ныть, не хныкать, а сжать зубы и приносить пользу. Сегодня тетя Нина обещала принести мне какую-то работу: вести учет, переписывать ведомости. Это я могу. А потом, когда встану, буду помогать ей на ферме. Надо нам всем быть сильными, иначе нельзя, иначе победы не будет. Правда, Дим?

Ты обязательно напиши мне подробное письмо. Я очень скучаю без тебя. Помнишь нашу скамейку у Инженерного замка? Я ее часто вспоминаю и тебя тоже.

Передай привет своим маме и папе. Твой друг Ира".

Я прочитал письмо, в горле у меня застрял комок, и я никак не мог его проглотить. Я подумал о том, что у Иры всегда был красивый и четкий почерк - я еще смеялся и говорил, что все отличницы пишут одинаково. А это письмо было написано неровными, отходящими друг от друга буквами, значит... значит, ей здорово плохо.

Я спустился в трюм и сел писать ответ. У меня вначале дрожали руки, когда я писал, но я изо всех сил старался, чтобы письмо было бодрым. "Не пищать!" Черт возьми, попробуй не запищи на ее месте! И не знаю я, как надо писать в таких случаях. Утешать? Да как утешишь! И нужно ли?

Я написал, что она обязательно поправится и, конечно, будет помогать нашей победе. Написал, что, может быть, отец ее жив, даже наверняка жив, просто они потеряли друг друга, ведь город в блокаде и не все письма доходили, а сейчас она и не в Ленинграде. Я написал, что тоже стараюсь приносить пользу и вот сейчас еду в экспедицию. Рассказал я про Арсю, Антона и других ребят и посмеялся над собой, как меня еще ветром качает, когда тащу какой-нибудь мешок, - это чтобы она не подумала, что я расхвастался, и чтобы ей не было обидно, и еще чтобы посмешить ее немножко...

Подошел Арся и с обычной своей усмешкой сказал:

- Еще не уехали, а ты письма строчишь.

- Уйди, - сказал я.

- Ты что? - уже серьезно спросил Арся и присел рядом.

Он смотрел на меня с беспокойством и молчал, и тогда я дал ему Ирино письмо. Он прочитал его, осторожно положил мне на колени и не говорил ни слова. А когда я закончил свое письмо, попросил:

- Можно, я прочитаю, что ты ей написал?

Я протянул ему листок. Он прочел и сказал задумчиво:

- Мировая девчонка твоя Ира. Ты ее письмо храни. И - не пищать!

Он хлопнул меня по плечу и ушел.

Я запечатал свое письмо в конверт и попросил боцмана, который собирался на берег, отправить его. И об Ире с тех пор я стал вспоминать все чаще и чаще, да можно сказать, что я помнил о ней теперь все время. Иногда я думал о том, как мы встретимся с ней после войны. И будем всегда вместе. И мне было и грустно, и хорошо...

Сегодня утром, когда мы разбирали груз, на причал приходила Аня. Ребята из школы окружили ее, начали расспрашивать о городских делах, о том, что делают другие девчонки, ходят ли в госпитали с концертами. "Ходим, ходим, - говорила Аня, - и огороды копаем, и на эвакопункте помогаем..." И она все время косила глазами в сторону Антона. Он не подошел вместе со всеми, только буркнул что-то в ответ на ее веселое "здрасте!" и остался у груды мешков, которые мы уже начали перетаскивать в шлюпку, потом с остервенением взвалил себе на плечи здоровенный мешок и пошел к шлюпке.

Когда Антон вернулся, Аня, решительно сдвинув брови, подошла к нему. И я увидел, как он вдруг покраснел отчаянно и как-то даже засуетился. Работавший рядом со мной Славка хмыкнул:

- Чуете, хлопцы? Гордый наш Антоша, как мороженое, тает. Знаете, такое, с вафлями - на одной вафле написано "Антон", а на другой... Как зовут эту чю-ю-дачку?

Антон свирепо глянул на него и насупился. Арся толкнул Славку локтем в бок:

- Ты чего не в свои дела лезешь?

- Скажи-ка! - удивился Славка. - Тут, оказывается, чувства.

- Дурак ты, Одесса-мама, - сердито сказал Арся, - умный, а дурак.

Аня, не обращая внимания на ребят, громко говорила Антону:

- Ты бы хоть узнал, спросил: что дома, как...

- А ты что, - сказал Антон, - туда... к нам ходишь?

- Хожу, - сказала Аня, - и буду ходить.

- Как отец-то? - спросил Антон.

- Лежит, - ответила Аня, - все по-прежнему. А это вот тебе Нина Семеновна передала.

Она протянула Антону сверток.

- Отнесешь обратно, - угрюмо сказал Антон. - Не нужны мне ее заботы.

- Что-о?! - крикнула Аня. - Ну, знаешь... А еще... Антон Корабельников у нас самый сильный, Антон Корабельников у нас самый справедливый, Антон... - Она вдруг махнула рукой и пошла с причала.

Антон рванулся, будто хотел побежать за ней, но сразу остановился. Исподлобья оглядел нас всех - ребята делали вид, что ничего не слышали, ничего не заметили.

- Суется куда не надо! - громко и с каким-то фальшивым задором сказал он Арсе.

- Го-ордый, - нехорошо усмехнувшись, сказал Арся, - смотри, как бы эта гордость тебе боком не вышла.

- А ну вас, - тихо сказал Антон и снова ухватился за мешок с солью.