В джазе только хулиганы

Не детское время. В концертном зале остались только немногие артисты и их преподаватели. Родительниц, братьев, сестёр, друзей, группы поддержки, фанатов Death Breath — всех выставили в фойе. Мне впервые представилась возможность попасть на круглый стол к жюри. Правда, вместе с Кириллом — была его очередь — и Дашей. Одной мне никто бы не доверил комментарии к выступлениям семейки, но мы с Ковалёвой уломали организаторов на пару лишних мест, чтобы поглазеть на Савицкого… когда ты поёшь джаз, не так уж и сложно добиться «привилегий» от окружающих.

Растопчинская с забавной фамилией, её не запомнившийся университетский услужник и Господин* никак не возвращались на подмостки сцены: скрылись в одной из гримёрок за кулисами, куда не пускали чужих, и, наверное, пили и ели после тяжкого рабочего дня.

А мы их не очень терпеливо ждали, заняв свободные места в среднем ряду: я села на ближайшее от пролёта, через одного человека, чтобы в случае чего быстро добраться до Савицкого и сделать фотографию. По этой же причине мы с Дашей не переодели концертные платья в надежде, что нас вспомнят по внешнему виду. Тускловатый жёлтый свет исходил от ламп по периметру зала, слышался гул от разговоров. Стоило им возрасти в громкости, как ведущий, вызвавшийся в качестве няньки, пресекал безобразие в микрофон. Ковалёва, устроившаяся позади, шептала мне на ухо вычитанные сплетни из журналистских статей про Death Breath, и так проходило наше ожидание, пока девушка в соседнем кресле не увидела явно свою знакомую, решившую обогнуть ряд. Тогда она живо подобрала подол своего платья и освободила крайнее место возле пролёта, выскочив подружке навстречу.

— Наконец-то! — буркнула Ковалёва. — Выпустите, пожалуйста…

Она собиралась подсесть ко мне и, кажется, наступила кому-то ойкнувшему на ногу.

А когда я повернула голову вправо, чтобы проследить, как Даша плюхается рядом, было уже поздно спасаться.

— Ты поступила негуманно! — произнесли уже отмытые манящие губы, но всё также раскрасневшиеся. Видимо, от усилий, с которыми прискакавший из-за кулис Соколов оттирал лицо! — Даже в фильмах к яду предусмотрено противоядие!.. Я уверен, вы чем-то специальным оттираете эту шпаклёвку!

— Бедненький! Водой ему пришлось умываться, — не сдержала я довольства.

Догадливый Соколов! У меня было припасено косметическое масло на случай испорченного макияжа, но делиться я им с тобой, конечно же, не собиралась…

Благодаря моей невинной шалости Кирилла никто не захотел пропускать вперёд, и он, умаявшийся, зато чистый, был вынужден выступать самым последним в списке. Подмоченный в раковине воротник успел высохнуть, руки возмущённо скрестились на груди, а в глазах не осталось и намёка флирт. Теперь он искренне разозлился!

Даша, получается, бесцельно поднявшаяся с кресла, простонала что-то сзади и, судя по звукам, рухнула обратно.

— Я так и не понял, оттёр я твою помаду, или у меня лицо покраснело от раздражения! — не унимался Кирилл, расслабив яркую красную бабочку.

— Ну и хорошо! — зашептала я. — Мне ты на питерском конкурсе таблетку от похмелья тоже не предлагал!

— Я тебя умоляю! Ты вообще знаешь, что такое похмелье? — куда мне до тебя, Соколов, до алкоголика?

— А ты знаешь, что тырить чужой микрофон — нехорошо?!

— Что значит «чужой»? Он общий! Как будто ты одна в него поёшь!

— М-м-м! Как микрофон — так сразу общий, а «Fever» — собственность твоя?

— Ты сама знаешь, что в моём исполнении она круче!

— Не знаю, не слышала! Может быть, ты, кроме своего Бубле, ничего петь не умеешь?!

— Ре-бяяяя-таааа, — отрезвляюще прошипела Даша нам на уши, — заткни-тееесь! Вас сейчас выгонят…

Мы с Соколовым, стремящиеся оттолкнуться друг от друга лбами, синхронно глянули в сторону сцены, у которой ведущий, запомнивший нас ещё с кулис, практически пустил пену изо рта от злобы. Он смотрел в нашу сторону не моргающим убийственным взглядом: пришлось ретироваться.

— Всё, Соколов! — понизила я голос и отвернулась. — Помалкивай и не мешай мне ждать Савицкого.

— Кто это?

— Стыдно не знать своё жюри, — шикнула я.

— А-а-а… продюсер?! Думаешь, он тебя заметит? — я оскорблённо-медленно повернулась обратно к Кириллу, вновь сияющему ехидной улыбкой. — Звезда по имени «Ра».

Он так приторно растягивал припухшие губы, зализывая их кончиком языка, что мне, загипнотизированной, было трудно выбрать между прилюдным неистовым поцелуем и попыткой затянуть петлю его бабочки до удушья…

Но каким-то неведомым образом я всё же справилась и, громко осуждающе вздохнув, осталась бездействовать в кресле. Посмотрим, как Кирилл продолжит смеяться, когда я встану на одну ступень с ним: сможет ли он смириться с моим первым местом? Ведь сегодня состоялось выступление, после которого я испытывала глубочайшую гордость за себя, не догадывалась, а просто знала, что справилась с динамикой «Fever», познала суть твэнгового звучания и, преисполнившись драйва, отдалась номеру без остатка. Голос лился беспрепятственно!

Я позволила себе петь с лёгкостью джаз-вумен со стажем. Сегодня играли не мной — играла я!