В джазе только хулиганы

Я раскатала резинку до основания. Обхватила его руками за шею. Подумать только, этот сладко постанывающий, совсем не улыбающийся Соколов так романтично признался мне сегодня в любви…

— Кирилл… — решилась я вовремя ему ответить, разглядывая томные серые глаза. Он отозвался, подставив ухо. — Я тебя тоже люблю, — шепнула я и отстранилась, наблюдая. Соколов мимолётно улыбнулся одним уголком губ, но заметно не ожидал услышать такое. Легонько толкнул меня на спину, избегая смотреть в глаза, зато уставился на вздымающуюся от дыхания грудь. — А скажи мне тоже вслух…

— Сказать что?

— Что любишь…

Он рвано вздохнул. Вредина. Надвинулся сверху и упёрся на один локоть так, что мы оказались лицом к лицу, ловко нащупал пальцами клитор, принявшись его растирать и вдавливать, и это быстро заткнуло мне рот. Я изнурённо захватала воздух, наблюдая, как его губы нежно накрывают мои, и будто извиняющейся посасывают за невозможность исполнить мою просьбу.

Хорошо, я поняла, Соколов. В твоей семье не было принято открыто говорить о любови… мы это исправим!

Я протиснулась ладонью между наших тел к его паху. Сжала за член, пристраивая вплотную к набухшим половым губам, и приподнялась навстречу тазом. Пальцы Кирилла сбились с темпа и нырнули под мою талию, подтягивая нас ближе к середине кровати. Мы заелозили в направлении подушек: постельное бельё смялось, полотенце осталось валяться где-то на краю, а Соколов беспрепятственно вошёл в меня до предела и остановился внутри.

Стенки бесконтрольно сжали его и заныли от острого удовольствия, прокатившемуся по телу. Он, хрипло дышащий мне на ухо, так долго нас мучал… целый учебный год… слетел с катушек и начал истошно вдалбливаться, вжимая меня своим трепещущим тяжелым телом в матрас. Я застонала, понимая, что голос вырывается из груди так легко и естественно, будто я оказалась на сцене с пресловутой «Fever», ослеплённая прожекторами. Соколов искусно двигал тазом, задавая ритм шлепками наших тел, а я лохматила ладонью его ледяные мокрые волосы, прося губами поцелуя. Он замедлился, с намеренным усилием проникая по основание.

— М-м-м…

Он был настолько сильный и одновременно ласковый, что я плохо справлялась с утекающими из тела силами. Бессонная ночь, алкоголь, шалости в ванной — всё приятно лишало контроля под его жёстким телом. Мы припали друг к другу губами, гудящими от страдальческих стонов, а в это время Кирилл перемялся с руки на руку, готовясь к новому изматывающему подходу.

Я была на грани того, чтобы кончить только от осознания, что нахожусь с ним в кровати… это доводило до судорог в мышцах бёдер, до пронзительного напряжения в налитой груди от каждого случайного прикосновения.

Он вдруг распрямился и помог мне приподняться на колени, усаживая на член в вертикальном положении. Я уже плохо соображала, но послушно размякла в объятиях, принимая его глубже. Заёрзала, стоило Соколову сжать меня за грудь и потянуть за соски, почувствовала, как внизу стало неприлично мокро.

Кирилл помедлил, похотливо наблюдая за тем, что происходит у нас между ног. Огладил меня по спине, поднимаясь к лопаткам, убрал за ухо мокрые пряди и склонился ближе. Опустил веки и приоткрыл рот, собираясь что-то сказать.

— Я… тебя люблю, — о, Боже!

Я продрогла, ощущая, как внизу резко сжалось и замерло за секунду до оттянутого облегчения. Стук сердца расслышался в ушах, набирая сумасшедшее число ударов. Я тихо пискнула, переходя на крик, и почувствовала, как туго сжимаю его член.

— М-м-м… я сейчас кончу, — выдохнул Кирилл и запрокинул голову.

Все ощущения сосредоточились внизу живота. Он запульсировал, когда я затряслась от последних спазмов и смогла втянуть воздуха, алчно наблюдая, как Соколов, цепенеет от удовольствия.

Пускай я так и не обскакала его на конкурсах, не взяла первое место. Зато Кирилл признался мне в чувствах и показал в наступающем рассвете это выстраданное выражение лица…

Глава 33. Начало нового года

— Ту-ту-ту, ту-ду… ду- ту-ту-ту-ту,—

как же я полюбила эту песню! Из мониторов высвободились щипки басовых струн, сливающиеся с ними клавиши и озорной приставучий напевчик…

Позади остался учебный год. Робость, скромные мечты когда-нибудь запеть — всё кануло в память, которой я уже особо не доверяла. Неужели я могла жить без сцены? Не работать в караоке?! Бояться чужого осуждения — это и вправду было со мной? Это в прошлом: как и огромное желание напроситься к Надин, вера в свою прирождённую примитивность, каждодневные надрывные репетиции, тревога за потерянное зря в детстве время… Ах, могла бы я пойти учиться вокалу в пять лет. Мне не пришлось бы начинать с нуля и проигрывать ровесникам. Проигрывать Соколову… Ха! Ещё чего!

Оставаться им сделанной — вот отборный сорт наслаждения.