В его власти

Петтибоун считал, что это дело следовало поручить французу, а не англичанину. Разве он не сумел отделаться от сильного акцента? Разве не учился вести себя как британский шут, пока это не стало его второй натурой? И это не давало ему покоя, мешало дышать. Он делал все, о чем просил его отец, и даже больше. Его возмущало, что отец совершенно не ценил его способности. А тот факт, что агент был англичанином? Петтибоун, направляясь к лестнице, снова переживал горечь удара. Он достаточно долго страдал оттого, что ему поручали всякую мелочь, словно он какой-нибудь раб, обреченный прислуживать, тогда как гораздо менее способные агенты получают серьезные задания.

— Если хотите все успевать, вам надо бы поворачиваться живее, — злорадно раздалось сзади.

Петтибоун обернулся и увидел Дафну, горничную мисс Беннетт с теплым яблочный пирожком в руках. Он улыбнулся женщине. Не потому, что ему хотелось, Боже упаси. К его досаде, она несколько недель допекала его. Она отщипнула маленький кусочек от пирожка и бросила в рот.

— Я поджидал вас, — ответит он стараясь быть обаятельным. Он смотрел, как эта ленивая корова жует жвачку, и ему пришло в голову, что она может оказаться полезной.

У женщины заблестели глаза, она быстро проглотила то, что было во рту, и вытерла руки о передник.

— В самом деле?

В Кенвуд-Хаусе было несколько агентов «Монахов», но Петтибоун подумал, что Дафна может оказаться именно тем человеком, который требуется для осуществления его плана.

— В самом деле. Пойдемте со мной. — Он протянул ей руку.

Она оглянулась, подыскивая, куда бы положить пирожок, и в конце концов сунула его в свой карман, а потом взялась за его рукав.

Петтибоун вздохнул, представив себе отвратительные пятна, которые она оставила на его безупречном рукаве.

Это будет нелегко, не обойдется без неприятностей, но он обязан рази навсегда доказать своему отцу, что он заслужил право занять достойное место внутри организации — пусть даже ценой потери денег Беннетта.

Кларисса почти закончила второй набросок, когда появился Джеймс. Он вежливо постучался, как и подобает прилежному слуге, и подождал ответа.

— Entrez, — жестко произнесла Кларисса, игнорируя изумленный взгляд Джеймса.

Он плотно прикрыл дверь, подошел к ней, его взгляд упал на два наброска к портрету Айрис.

— Первый вам чем-то не понравился? — спросил Джеймс.

Она скомкала порванную бумагу.

— О, набросок был вполне приемлем. Проблема в модели.

— Ну, — начал Джеймс, забирая у нее испорченные листки и раскладывая их на столе, — девочка как девочка. Что она сделала, откуда проблемы?

Кларисса отвернулась, направилась к окну, потом резко остановилась, развернулась и пошла назад. Ее указательный палец был обвиняюще нацелен ему в грудь.

— Я скажу вам, что она делает, — начала она, тыча в него пальцем для пущей убедительности. — Эта девочка относится к портрету не серьезнее, чем к чаепитию с местным викарием. Она подвергает сомнению мой талант художника.

— Ну, в ее защиту надо сказать, что единственной причиной, по которой вы здесь оказались… подождите, дайте мне поправиться. Единственной причиной, по которой Сен-Мишель оказался здесь, была мимолетность предпочтений и антипатий светского общества. Общество внушило Айрис, что ее должен написать Сен-Мишель, поэтому ее отец, несмотря на трудности, добился его приезда. Самое нелепое из всего этого заключается в том, что за портретом, по всей видимости, стоит что-то другое. Едва ли в этом вина девушки.

Кларисса задумалась над его словами, понимая, что он прав.

— Все это прекрасно, — заявила Кларисса, снова тыча ему в грудь. — Но при чем здесь мой талант художника? Никто не заказывает работу самому востребованному художнику, только чтобы проверить…

— Не надо в меня тыкать, — попросил Джеймс, загибая ей пальцы и усаживая ее рядом с собой. — Что именно она сказала или сделала, что оскорбило вас?

— Она поправила набросок! — вырвалось у Клариссы. — Вот здесь.

Джеймс так плотно пригладил волосы, словно собирался снять скальп.

— Говоря «поправила», вы имеете в виду нечто сходное с ситуацией, когда я высказал предположение, что в вашем наброске Серпентайна маловато перспективы?

Кларисса помнила тот случай, как если бы он произошел только вчера. Она повела себя отвратительно, ее уязвимость во всем, что касалось работы и растущей любви к Джеймсу, переросла в сильнейшую вспышку гнева.

Она терпеть не могла, когда ей указывали на ошибки. Более того, она терпеть не могла, когда он замечал их раньше, чем она сама. Джеймс поспешил сказать, что его слова не имели целью обидеть Клариссу. А потом вдруг откинул ей голову назад и поцеловал так крепко и страстно, что объятие привело к дальнейшему развитию событий, имевших место там же в мастерской.

От воспоминаний соски у Клариссы стало покалывать, между ног стало жарко и влажно, и, к ее неудовольствию, ей это было неприятно.

— Кларисса? — не отступал он, вырывая ее из смутных воспоминаний.

— Нет! — Она сложила руки на своей перебинтованной груди. — Ни в малейшей степени. Нет, она притронулась к рисунку — смазала линию, если быть точной.