В этих гнилых стенах

Квартира не подходила для обсуждения подобных вещей, поэтому мы договорились встретиться в доме. Район Мари-Вулл не был райским уголком, напоминая скорее зону отчуждения. Здесь действовали свои законы, и выживал только тот, кто их придерживался. Дом купила Кира на отложенные нами деньги по удивительно низкой цене, собираясь сделать мне подарок. Конечно, она не могла знать о репутации этого района, да и низкая цена вполне объяснялась пейзажами вокруг – они казались жительнице элитного района пятого сектора просто невообразимыми. Когда я узнал, куда она потратила накопленные деньги, то только рассмеялся, а потом еще долгое время подкалывал ее, называя бесстрашной госпожой района Мари-Вулл. Мы решили, что продадим его сразу, как только там закончат ремонт. И договорились, что в следующий раз будем принимать решение о подобной покупке вместе.

Продавать дом больше не хотелось, но и находиться в нем тоже. Каждый его кирпич напоминал мне о ней. Внешне он был совсем чуть-чуть отремонтирован: мелкие трещины, заделанные белым грунтом, заметно выделялись на сером фоне, фасад выглядел неопрятно, а ступени крыльца были выщерблены настолько, что я споткнулся, когда впервые поднимался по ним. Панорамные окна – единственная яркая деталь, именно из-за них Кира и выбрала этот дом. Она обожала панорамные окна. Только вот не учла, что выходили они не на зеленые лужайки, как было в ее доме, а на заброшенный завод, напоминавший мертвого гиганта, упавшего от ветхости на колени.

Внутри же царил уют. Уют от Киры, от моего Космоса. Дом был маленький, но нам двоим вполне хватало места. На первом этаже располагалась небольшая кухонька, совмещенная с гостиной: граница там, где белый кафель переходил в белый линолеум с рисунком паркета, который Кира урвала со скидкой. Небольшой стол и дешевый диван – единственная мебель в гостиной, притягивающая к себе всю пыль. Я провел по спинке дивана рукой и подумал, что Кира бы расстроилась, узнав об этом.

Все в мире относительно. Стыдно признаться, но, когда началась охота на таких, как мы, находиться в доме стало проще. Личные проблемы отодвинулись на второй план, давая место мыслям о том, как же исправить все, что я натворил. О нас поговаривали и до охоты, но подобные разговоры всегда заканчивались фразами типа «А вы верите в их существование?» Теперь‐то да, как не поверить, подал им все на блюдечке, дурак.

Мир сразу раскололся на тех, кто все еще думал, что это монтаж, и «благожелателей», которые сразу же попытались сдать своих врагов, соперников и конкурентов. Поначалу власти реагировали на любую информацию, и даже если указанный был обычным человеком, нервы трепали ему всерьез. Да и известность была обеспечена.

Новостные репортажи с документальными съемками о задержаниях заполонили телевидение. Вскоре дошло до того, что начали рушиться семьи, отношения людей. Спецотряды Жнецов в домах, магазинах и на улицах стали обычным делом. Следующие позади операторы уже наловчились забираться в разбитые окна, запрыгивая туда прямо с камерой на плечах. Каждый день проходили десятки арестов, их трансляции должны были мотивировать людей продолжать отлавливать мутантов.

Загнанные в угол жители первого и второго куполов все чаще пытались обороняться. Чем угодно: ножами, вилами, битами, самодельными пистолетами, – это подлило масла в огонь. Но Мира была непреклонна, и спустя всего несколько дней в воздухе остро запахло расколом общества. Да и то, что настоящих мутантов выловили считаные единицы, вовсе не добавляло положительного отношения к Первой Леди и ее отрядам псов. В конце концов был отдан приказ стрелять в неподчиняющихся. Что повлекло за собой кучу смертей под эгидой всевластия.

«Белый Демон!» – кричал один из парней. Я обернулся к телевизору, застыл на долю секунды и присел на диван рядом с Ришель.

«Это ведь был ты? Исправь все!» Парень не оборонялся. Он плакал. Просто плакал. Вокруг него собрались зеваки. Одна девушка с ребенком на руках выделялась из толпы. Выделялась даже не тем, что была по-домашнему одета, не тем, что Жнецы вытянули ее из дома насильно. Она кричала… скорее, даже билась в истерике, прикрывая младенца рукой. «Я люблю тебя», – выкрикнула она перед тем, как раздался выстрел. Все смотрящие понимали, что этот молодой пацан никак не был настроен на агрессию, что он вот только стал отцом. Ришель вытирала слезы, поскрипывая зубами от злости. Банка газировки в ее тоненькой руке превратилась в лепешку, смятая будто гидравлическим прессом.

После жертв из первого и второго купола начали мелькать жертвы из третьего. Они сменялись в лице, стали моложе. Среди них были дети. Наверное, только тогда люди поняли, что натворили. Они убивали детей. Своим страхом они убивали детей.

Все собравшиеся у меня наблюдали за происходящим. Эфиры шли во всех куполах, как по личным телевизорам, так и с огромных экранов на стенах зданий.

– Но откуда их столько тут? – недоумевала Марго.