В этих гнилых стенах

– Ты хуже нее самой. Такая же липучка. Поздравляй, ну. У меня‐то разрешение зачем спрашивать?

– Ха-ха-ха, – засмеялся я, перешагивая порог гаража и пытаясь скрыть обуявший меня трепет. Вышло довольно громко, и робо-птицы на ближайших деревьях синхронно повернули клювы ко мне. – Тогда пиво за мой счет!

– Возражать не буду, – устало улыбнулся Эрик. Сложно было точно сказать, устал он больше от меня или от работы.

– Что бы мне ей такого сказать? – наивно-воодушевленно произнес я.

– Наверное, слова.

– Очень смешно, – скривился я. – Я же мало что о ней знаю.

– Ну-у-у… Расскажи ей что‐то необычное. Она падкая на хорошие истории.

Я на секунду задумался.

– С этим я справлюсь! А цветы она какие любит? – спросил я, глядя на витрину цветочной лавки, мимо которой мы проходили.

– Розы. Говорит, неважно, что это популярные цветы, от этого менее красивыми они не становятся. Жаль, живые на вес золота сейчас.

– Ну да. – Беседа утихала, а я выстраивал в голове сразу несколько планов по знакомству с Аней. Несмотря на вечные проблемы с подбором нужных слов, я был уверен в себе как никогда.

Путь до моего дома здорово утомил Эрика, он даже начал, казалось, сочувствовать мне, что я преодолеваю такие расстояния каждый день. Мол, я и правда дурной – в такую даль ехать. Тут я спорить не стал. Несмотря на силу и выносливость мутанта, к концу рабочей недели зевать я начинал чаще, чем дышать.

Я не мог не заметить, как менялось выражение его лица по мере того, как мы уходили все дальше от вокзала, туда, где во дворах царила разруха. Было очевидно, что он тут впервые. Несмотря на то, что мирок под куполами сравнительно невелик, многие из живущих в нем никогда не покидают своего сектора. Так бывает: живешь всю жизнь в одном углу, а об остальных знаешь лишь то, что они есть. И все. Они кажутся тебе чем‐то заоблачно-недосягаемым.

Мать-разруха в нашем секторе разгулялась куда сильнее, чем в других. Здесь она победила уют, искоренив его вовсе: трещины на стенах построек, торчащие буквально отовсюду сгнившие ржавые трубы, полуразрушенные дома, где еще кто‐то непонятно как умудрялся жить… Ни о каком сносе или тем более реставрации не могло быть и речи. Мне бы это все казалось не просто привычным и приемлемым, а даже вполне сносным и единственно возможным, не побывай я в других секторах.

Почти у самого дома нас встретила одна очень хорошая подруга, знакомство с которой я никогда не забуду. Отважная Грейси всегда радостно виляла хвостом при виде меня. Зажившие раны на ее морде оставили глубокие шрамы, но хуже она от этого не стала. Я очень расстроился, осознав, что давно ее не навещал и, более того, даже сейчас не мог оставить ей вкусности. Свежая пицца, которую держал Эрик, хоть и источала приятный аромат, но явно не подходила для ее рациона. Я присел перед Грейси на корточки и прижался лбом к ее пушистому лбу.

– Прости, малышка, что меня так долго не было.

«Прости, но я все же умер», – хотел продолжить я. Но объяснить эту фразу не смог бы. Тете очень многого стоило то, чтобы жертвой аварии официально стал совсем другой человек. Словно убили в тот день не меня, словно это не я истекал кровью, лежа на земле с многочисленными переломами. «Путаница с документами, квартиру случайно забрали. Это же совсем другой человек! Дюк Нордан‐то живой, вот бедолага! Из дома выгнали!» – кривлялась тогда в телефон Ната, цитируя Николь.

– Дюк! Давно не заглядывал! – знакомый голос Аяны Максимовны раздался откуда‐то сверху. Я поднял глаза на женщину. Постаревшее лицо сильно осунулось, вокруг глаз, затаивших печаль и тоску, появились новые морщины. Проблем со здоровьем тоже не убавилось: она шла, опираясь на самодельную трость.

– Что‐то случилось? – я не мог скрыть беспокойства в голосе. Эрик, заметивший перемену в моем настроении, участливо смотрел на Аяну Максимовну.

– Ерунда… старею, – поникла она. – Но ты знаешь, хочу тебе похвастаться! Она очень хорошая собака! У меня тут на днях выхватили сумку с последними деньгами. Она так рычала, – засмеялась старушка, оголив свои почти пустые десны. – Бросилась за воришкой, почти догнала, вот молодец! Тот бросил сумку и убежал. А эта девочка мне ее принесла. Даже не знаю, что бы я без нее делала!

– Нападать на пожилую даму… – прошептал Эрик, и его глаза сверкнули гневом. Однако в них было что‐то еще. Осознание. Того, что все, что он слышал раньше про мой купол, – совсем не сплетни. – На даму с собакой, – задумался он.

– О, нет. Грейс ходит без поводка. Вот, гляди! – Она указала на ошейник. – Только так гуляем. Она просто по газону бегала. Парень и не думал, что она… – Старушка замолчала, переводя дыхание и успокаивая возбужденное сердце, закашляла.

– Я думаю, ты заслужила самую лучшую вкусняшку! – улыбнулся я, обняв собаку. – Я так горжусь тобой!

Своим появлением в моей жизни она полностью оправдывала имя, на которое теперь откликалась. С латыни Grace переводится, как «божья помощь», или «благодать». По-другому ее и назвать нельзя было. Я правда невероятно гордился ею.

– Да, мы как раз ей за кормом и идем.