В этой истории не будет злодея, и человек есть закон

Бабуля, решив, что на сегодня с неё хватит вежливости, без лишних слов пригласила Хён Сока с собой. Как и всегда, эта бодрая по жизни старушка не упускала лишней возможности сбежать к своему любимому месту силы — креслу-качалке на конечной точке материка, что так и норовило потерять себя в океане с каждым новым порывом ветра. На берегу разрастались холмы комьев земли, что в своих играх то рушили, то вновь воссоздавали амфи. Сегодня вода не превращалась в снег, не лилась с неба кристальными каплями и не слипалась на крыльях птиц. Их светлые перья оставались в гнёздах, слетали со скал и прятались в волнах. Если бы Хён Сок захотел, то услышал бы крики птиц, что под своим нехитрым оперением скрывали лучшие песни, но все желания всегда оставались чуть выше его головы. Точно на таком расстоянии, чтобы он не смог потерять их из виду, но и не сумел дотянуться.

Ия разместила себя в кресле, собрала на шее платки и вздохнула. Мороз защипал её щёки и льдинками осел в лёгких. У фолков не было принято носить шали, но бабуля с большой охотой рвалась подражать человеческим старикам. Она прекрасно понимала то, как разительно от них отличается своим слабым телом и крепким духом, а потому этот жест доброй воли казался ей той честью, которую она могла себе позволить в своём завидном положении. Да и по какой-то причине бабуле Ие всегда нравились земные старики.

Когда разум её вдруг собрался, взгляд упал на снующих в низине амфи, а вечер близко к сердцу принял задумку накрыть собой небо, она сказала:

— Конечно, я не вправе влиять на твоё мнение, но если бы ты спросил этого древнего фолка о том, что же он думает поводу всего случившегося в третьем Округе, то он бы ответил, что не желает ни жертв, ни смертей, ни потерь в вере. Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, мой юный друг, что в этом мире после нас останутся лишь наши дети. Не дадите же вы и им разгребать последствия недомолвок людей и фолков?

— Я постараюсь сделать всё, что в моих силах, чтобы этого избежать.

— Вы, люди, очень многое на себя возлагаете. И даже слишком. — Бабуля взмахнула руками, и концы шалей на её плечах на миг взлетели. Поставив ладони напротив солнца, она слегка раздвинула пальцы. — Ты только глянь, я же, кажется, уже совсем иссохлась. Только вот жизни во мне не меньше, чем прежде. И, всё-таки, мои заветные мечты до сих пор остаются мечтами.

— О каких мечтах Вы говорите, бабуля? — спросил Хён Сок, про себя подмечая, что пожившие со своё фолки всегда сохраняли здоровье души. У людей же всё было совершенно иначе.

— С самого детства я не смею и желать ничего боле того, что вы, люди, в силах исполнить. А хочу я лишь одного. — Ия остановилась, давая Хён Соку подготовить свой разум воспринять её слова. Только тогда, когда с океана на материк упал морозный солёный ветер, в высь подняв хлопья снега и белёсых птиц, бабуля наконец сказала. — С тех пор, как мне встретился первый в моей долгой жизни человек, я поняла кое-что. Вам очень не посчастливилось стать такими, какие вы есть. Вы готовы ко всему, но вместе с тем вся суть вам чужда. Вы изменяете мир, но навряд ли когда-нибудь поменяетесь сами. В тот момент, когда катастрофа настигла вашу родную планету, вы ничего в себе не изменили. Но мы вас такими приняли, и фолки навек изменили своё существование благодаря вам. А что же вы? Разве вы, люди, готовы принять то, что природа не сделала вас единственным идеалом? Боги решили не давать вам всех благ, ведь прекрасно понимали, что так вы перестанете биться и поляжете в тот же миг, как мир вам покорится. Но вы не боретесь для того, чтобы заслужить это место. Вы лишь сражаетесь сами с собой за то, чтобы ни один ваш брат не смел показать вам то, что и вы можете умереть. Ведь даже Боги бывают смертны.

— Ия, это, без сомнения, разумные мысли, но Вы слишком грубо объединяете нас в племя, преследующее одну общую для всех цель. Не все люди такие, какими Вы их представляете.

— Да, мой милый мальчик, я сужу по одному конкретному человеку и тому, что он сделал с фолками. Уж не знаю, жив ли он теперь, но с нами он проделал то, что вы делаете с самими собой. Но вы разные, и потому то ваше общество и прекрасно. Когда цели объединяют толпы, пределы их сил стираются. Но ты, Хён Сок, ни в одну из известных мне толп не входишь. И благодаря этому почти все вы по-своему чудесны.

— Почти? Вы хотите сказать, что не все люди приходятся Вам по душе?

— Ну конечно, я не могу любить каждого вашего брата точно так же, как своего собственного. — Платки бабули едва заметно шелохнулись где-то на груди, и сиплый смех вырвался из её горла. Если бы Хён Сок не знал Ию, то счёл бы этот знак за явный признак старости. Но каждый, кто однажды имел честь повстречать её, точно понимал, что причиной хрипоты для неё могла стать лишь горечь. — И ты, Хён Сок, совсем на него не похож. На того самого человека, что был здесь первым. Хоть вы оба и стали пленниками обстоятельств, ты самолично предначертал себе путь героя. Он же должен наконец умереть или навсегда остаться невольником.