В этой книге полно пауков. Серьезно, чувак, не трогай ее

– И я не буду говорить глупостей и не буду милым, и даже не пытайся заставить меня выглядеть идиотом. А теперь, если ты извинишь меня, я должен идти в салон, выпрямить лобковые волосы и покрасить их в белый цвет, чтобы мой член выглядел как Санта-Клаус. – Он закрыл дверь и громко пукал всю дорогу до машины.

Я вытащил из духовки такитос, дал им немного остыть и вернулся к месту у кухонного окна. Новенький сверкающий «порше» Фальконера развернулся во дворе, пропахав борозду в снегу, и исчез на улице. На самом деле, пока я глядел на него, мне казалось, что это «феррари». Я стал есть такитос.

Пока жевал, свет за мной изменился. На поверхность кухонного стола легла тень.

* * *

Я успел заметить, что у тени не было левой кисти. Тень заговорила:

– Привет!

Повернувшись, я увидел бледную кожу, веснушки и рыжие волосы.

– О, привет! – сказал я. – Я думал, что ты позвонишь.

– Джон подобрал меня на автобусной остановке, пока ты ходил по магазинам.

– Счастливого…

Договорить я не сумел. Эми обхватила меня руками и так стиснула, словно пыталась выдавить из меня весь воздух.

– Я купила кексики! – сказала она. – И оставила их у…

Теперь пришла ее очередь замолчать, когда я стягивал с нее блузку.

– …двери. Пойдем попозже в кубинскую кофейню?

– Угу, конечно, конечно, – сказал я, расстегивая молнию на ее джинсах.

– О, бог мой, Дэвид, они звонят мне без остановки. Я поменяла номер телефона, но репортеры нашли его через два дня. Когда все закончится? Когда все придет в норму?

Кто знает? Мы оба были голыми к тому мгновению, когда она закончила вопрос.

* * *

Я уже почти заснул, свернувшись в кровати рядом с Эми. Она была в спортивных штанах и футболке, которые носила вместо пижамы. Читала рождественскую открытку, лежавшую на моем столе:

– Когда она пришла?

– Пару дней назад, – пробормотал я.

На лицевой стороне была изображена рождественская сцена, под ней шла надпись: «FELIZ NAVIDAD»[7]. Внутри, нацарапанные красным «Волшебным фломастером», шли слова:

«СЧАСТЬЕ РОЖД ВОЛТУ И ЭМИ И СОБАКЕ».

Обратного адреса не было.

– Так мило! Она также плохо разбирается в именах, как и ты.

– Ммм.

– Дэвид?

– Хмммммм?

– Не знаю, говорила ли тебе, но я кое с кем виделась.

– Ммм. Хорошо. Он хорошо выглядит?

– С психотерапевтом, я имела в виду. Из-за посттравматического стресса и всего такого.

– О. Лады. Это хорошо, конечно. Дай мне знать, если он, э, окажется суперзлодеем.

Я опять уплыл.

– Дэвид?

– Хмм? Что? Уже утро?

– Ты бы хотел всего этого не знать? Типа тебе бы стерли из мозга воспоминания обо всем этом, и ты бы стал как все остальные?

– Ага. Но на самом деле… нет. Если бы кто-нибудь пришел ко мне и предложил то, что ты только что сказала – давай, прими таблетку и все забудешь, – я бы отказался. Я бы побоялся, что забуду и все хорошее. Ведь если я все это придумал, то мог придумать и тебя.

– Конечно, я не говорю, что ты все придумал.

– Именно так бы ты говорила, если бы была воображаемой.

– Хорошо, давай спать.

– Эй, ты сама все начала.

Молчание. Я начал засыпать.

– Я собираюсь перечитать последнюю книгу Маркони, там есть мысль, от которой я никак не могу отделаться, – сказала Эми. – Он говорит, что та часть вселенной, с которой человек может экспериментировать, статистически мало чем отличается от нуля процентов. У нас есть огромная вселенная, триллионы триллионов миль пустого пространства между галактиками, а человек может постичь только то, что перед глазами – маленький туннель в несколько футов в ширину и несколько футов в длину. И Маркони говорит, что на самом деле мы вообще не живем во вселенной, мы живем внутри собственных мозгов. И все, что мы видим, – лишь крохотное отверстие в повязке на глазах; все остальное заполнено нашим воображением. И когда мы думаем, что мир жестокий или хороший, холодный или горячий, мокрый или сухой, большой или маленький, – все это целиком и полностью идет из нашей головы и не из чего другого.

Какое-то время мы лежали молча. Наконец я сказал:

– Ну ведь хорошо же, если бы это было правдой?

Эми ответила тихим похрапыванием.

Благодарности