В финале Джон умрет

Меня накрыла пьянящая волна надежды. Я попытался подавить ее, остановить и уничтожить, вспомнить о реальном положении дел. Но не мог. Я чувствовал себя как ребенок, который видит поутру снегопад. Появилась надежда, что все будет хорошо, что нам каким-то образом удастся обратить вспять огромный черный поток, – надежда, похожая на лесной пожар, на рассвет, на мысли о подарках под елкой, на запах выпечки, доносящийся из кухни, и на тот особый взгляд девушки, от которого все вспыхивает внутри; надежда на прекрасную границу между ночным кошмаром и утром, когда понимаешь, что монстры исчезли как дым, и остались лишь теплые одеяла и бледная субботняя заря.

Эми Салливан. Ее зовут Эми Салливан. Ее самолет приземлился в Солт-Лейк-Сити; она звонила мне два дня назад, и мы разговаривали четыре часа. Она купила новый альбом и заставила меня прослушать его целиком по телефону. Эми Салливан. Она все еще там. Эми…

– И вы готовы рискнуть всем – семьей, жизнью? – спросил я. – В лучшем случае закончится ваша карьера журналиста, ведь отныне вас будут связывать только с бредовой историей. Не забывайте: возможно, есть люди – живые люди, – которые не хотят, чтобы эта история всплыла: те, кто обыскал мою квартиру, люди с завода, ЦРУ, Агентство национальной безопасности, «Люди в черном». Вы готовы к этому, Арни?

– Черт побери, Вонг, я не вчера родился. В 1964-м, когда я окончил колледж, меня отправили в нокаут на митинге против сегрегации. Я прихожу в себя – фотоаппарат разбит, по рубашке течет кровь, – и тут какой-то толстяк перешагивает через меня и говорит: «Лежать, ниггер». В то время я знал, почему я занимаюсь этим. Прошли годы…

Увидев выражение моего лица, Арни умолк.

– Что такое?

Я не ответил. Не мог ответить.

– В чем дело, Вонг?

– Вас называли «ниггер» несмотря на то, что вы – белый?

– Это что, шутка? Над чем… Эй! Над чем вы смеетесь?

Я не мог ответить – на этот раз потому, что меня душил смех. Арни пришел в ярость.

– В чем дело? Отвечай, придурок!

Я не мог издать ни звука: приступ смеха вызвал спазм в легких. И в мозгу. Меня скрючило.

Арни подошел ко мне, схватил за рубашку и прижал к стене.

– В чем дело?

– Арни, опишите вашу внешность. Расскажите мне, как вы выглядите.

Арни сделал шаг назад. От ужаса его лицо превратилось в пустую маску. Он прекрасно понимал, о чем я его спрашиваю.

– Нет… Ты издеваешься надо мной?!

– Ну же, Арни. У меня дела, нужно кое-куда еще заехать.

– Нет…

– Арни, для меня вы не черный. Я вижу белого толстяка с седыми усами и галстуком, завязанным огромным узлом.

Глаза Арни расширились, затем сузились от отвращения. Он еще раз приложил меня к стене и попятился.

– Увидев вас, Арни, я прежде всего подумал, что именно таким вас себе и представлял. Эх, ошибочка вышла. Целый день коту под хвост.

Блондстоун пробормотал какое-то грязное ругательство, развернулся и выбежал из комнаты. Я остался сидеть на месте; внутренности содрогались от приступов подавленного смеха. Нужно завязывать: беспричинный смех во всем мире считается первым признаком безумия. Я сделал несколько глубоких вдохов. Целый день пропал.

Потом нелепость ситуации перестала казаться смешной, и я разозлился. Если Арни уехал, мне придется возвращаться пешком. Я поднялся и пошел на звук шагов, раздававшийся по торговому центру.

Я догнал Арни на темной стоянке. В руке журналист сжимал ключи, резвым шагом направляясь к взятой напрокат машине. Внезапно он остановился и посмотрел на ее багажник.

Я медленно подошел и замер футах в десяти позади него, не зная, что он будет делать. Никогда не угадаешь, как поведет себя человек в данной ситуации. Судя по тому, как он смотрел на багажник, ему что-то известно. Как Арни поступит, когда узнает правду? А вы бы что сделали на его месте?

– Арни, по-вашему, там что-то лежит?

Он молча разглядывал ключи от машины.

– Ну же, Арни, открывайте. Чем раньше откроете, тем скорее мы двинемся дальше.

Дрожащими руками Арни повернул ключ в замке, поднял крышку багажника и с минуту безмолвно смотрел на то, что лежало перед ним. Ключи выпали из руки и, звякнув, упали на гравий. На секунду мне показалось, что сейчас Арни упадет в обморок. Может ли потерять сознание тот, кто уже мертв? Интересный вопрос.

Я подошел к Арни: в багажнике лежал худой чернокожий человек лет шестидесяти. Пышные курчавые седые волосы, огибавшие лысину, словно подкова, залиты кровью.

Голова лежала отдельно от тела: ее аккуратно отрезали, так быстро и эффективно, что окровавленный галстук не развязался и не покосился. Человек в багажнике совсем не напоминал Арни Блондстоуна, которого я знал, зато, несомненно, был настоящим.

– Арни, я вам сочувствую. Правда, сочувствую. Я, наверное, один из немногих людей, которые действительно понимают, каково вам сейчас.

Арни набросился на меня так, словно я сам дьявол.