В Флибустьерском дальнем море

Все кончилось. Только что казавшийся могучим член стал обмякать, уменьшаться в размерах, превращаться в нечто безвольное и жалкое, а мне до безумия хотелось, чтобы он, прежний и твердый, вошел в меня, пронзил всю до дрожи, до полного умопомрачения, до исступления, до потери сознания...

Все еще в тумане я увидела, как Миша отошел, запахнул халат, не спеша закурил новую сигарету...

- Одевайся, - бросил он совершенно равнодушно и небрежно взглянул на часы. - Мне пора идти. Захочешь - так и быть, приходи еще.

Я посмотрела на него с невольным изумлением, но он деловито разглядывал свои ногти, и даже не поднял головы. Стараясь удержать рвущиеся наружу крик и слезы - сама же виновата! - я торопливо натянула разбросанную одежду, и, изо всех сил стараясь не выглядеть униженной, вышла из каюты.

Ни о какой дальнейшей уборке не могло быть и речи. Полная неудовлетворенной обиды, я кое-как вернулась к себе, упала на постель, и только тогда взахлеб зарыдала.

7. ЮРИЙ ФЛЕЙШМАН. НОЧЬ, УТРО, ДЕНЬ

Очередные разговоры в баре грозили затянуться до утра. Поднабравшийся Лудицкий без умолку бубнил о политике, недобрым словом поминал старое, восторгался новым и по привычке обещал, обещал, обещал прекрасную жизнь. Все это было по меньшей мере сотню раз слышано, и не вызывало ничего, кроме беспросветной скуки.

Мне все это так надоело, что я, воспользовавшись первым подвернувшимся предлогом, потихоньку слинял в свою каюту.

Ленка еще не спала. Она сидела с ногами в кресле, одетая в легкий красный халат, и читала какой-то любовный роман из тех, написать который способен любой более или менее грамотный человек с хорошо подвешенным языком и толикой воображения. Видно, сильна у слабого поло потребность хоть на миг отождествить себя с Золушкой, дождавшейся своего принца. А ведь пора бы уже понять, что добрые принцы давно вымерли как мамонты, да и настоящих Золушек не осталось в помине.

Но каждый, имеющий свободное время, убивает его по-своему. У меня, например, его нет постоянно. Приходится крутиться не хуже той белки в колесе, да и все способы отдыха определены заранее. Застолья с компаньонами и просто с нужными людьми, презентации, ночные клубы, другие приличные нашему кругу развлечения... Я уже и не помню, когда последний раз смог нормально и неторопливо почитать. Для хорошей книги нужны соответствующая обстановка и покой, чтобы никто не отвлекал и не путался под ногами, а читать всякую белиберду совсем не хочется. Даже жаль, я любил раньше провести вечерок с книгой, но ничего не поделаешь...

- Как у них дела? - я кивнул на обложку с азартно целующейся парой. - Он ее еще не оттрахал?

Ленка посмотрела на меня с притворным возмущением, как бы говоря: у всех вас только одно на уме! Можно подумать, у женщин на уме нечто другое. Вся разница в том, что мы не лжем и называем вещи своими именами, а они привычно лицемерят даже перед собой, прикидываясь этакими белоснежными ангелочками. Как бы не так! Попробуй оплошай - и любой ангел, точнее ангелица, в момент превратится в такую мегеру!

- А не пора ли нам баиньки? - спросил я, так и не дождавшись ответа.

- Я бы еще немного почитала.

Голос у моей секретарши грудной, из тех, что сводят мужчин с ума, да и внешность у нее... Глаза большие, чуть ли не на поллица - не глаза, а глазищи. Взгляд постоянно намекает на нечто волнующе-греховное, фигурка гибкая, ладненькая, грудки стоят и словно просят: поцелуй нас, приласкай...

Какое, к черту, чтение?! Я подошел к креслу, деловито потянул за поясок халата, и он покорно распахнулся, приоткрыв нежное девичье тело. Лена вздохнула, словно ей это было неприятно, но едва я припал к ее груди, застонала, принялась со все возрастающей страстью ласкать меня руками и прижимать мою голову, безмолвно требуя: еще, еще!

Я сам не выдержал, загорелся, стянул с нее трусики, и, как всегда, невольно залюбовался узенькой полосочкой аккуратно подбритых волос. Сами губы были выбриты полностью - Ленка прекрасно знала мои вкусы, и в итоге мне было достаточно одного взгляда, чтобы возбудиться до безумия.

Я раздвинул своей секретарше ножки, припал ртом к запретному месту, усиленно заработал языком. Немного чести всунуть и сразу кончить. Нет, если уж заниматься любовью, то всерьез и неторопливо, а подобные ласки, уж не знаю почему, всегда остужают меня и снимают напряжение с моей набухшей плоти, а в итоге делают меня способным на более продолжительные действия. Вот и сейчас, почувствовав, что возбуждение немного уменьшилось, я торопливо разделся сам. Как бы подразнивая перевозбужденную подругу, я еще поводил головкой по большим губам, с интересом понаблюдал, как Ленка изворачивается, всем телом торопит меня, и лишь тогда вошел во влажное отверстие.