В сентябре 1217 года на берегу реки Палы произошла битва шести тысяч эстов под предводительством Лембита с немецкими псами-рыцарями. Главный отряд рыцарей был разгромлен, командир отряда убит. Рыцари обратились в бегство, лембитовцы преследовали их. Но неожиданно немецкие рыцари получили подкрепление и перешли в контратаку. Начался длительный неравный бой. В это время на помощь эстам шли из Новгорода русские ратные люди. По бездорожью, через густые леса и болотные топи продвижение русских было медленным, и помощь их запоздала.
Эсты, собранные Лембитом из разных древних эстонских городов, бились с сильным противником. Закованные в латы, немецкие рыцари начали их теснить. [182] Лембит воодушевлял героических защитников родины и вместе с ними дрался с врагом, пока не был убит. С тех пор прошло 725 лет. В сентябре 1942 года экипаж подводной лодки, носящей имя легендарного народного героя древних эстов, вступил в бой с немецко-фашистскими захватчиками и вышел победителем.
Когда «Лембит» был в составе эстонского флота, на передней части рубки крепилась эмблема лодки, своеобразный герб с золотым трезубцем — символом морского бога Нептуна, с надписью «LEMBIT» — и словами девиза лодки: «Будь достоин своего имени». Думаю, что советские подводники с честью пронесли имя Лембита через все испытания этого нелегкого похода. Мы не сомневались, что в недалеком будущем с помощью русского народа Эстония, как и вся советская земля, будет очищена от гитлеровских оккупантов. Командование высоко оценило наши действия. Командир бригады подводных лодок А.М. Стеценко представил весь экипаж «Лембита» к награждению орденами. На лодке побывали корреспонденты газет «Смена», «Дозор», «Красный флот», «Ленинградская правда». Целый день 4 октября кинооператоры Ленинградской студии кинохроники Фомин, Пирогов и Тизов производили съемки в отсеках лодки. Они засняли исковерканную взрывом радиорубку, разорванные трубы шахт батарейной вентиляции и многие другие поврежденные места. На кинопленке был запечатлен весь экипаж лодки, выстроенный в первом отсеке.
Снова в Ленинграде
В ночь на 5 октября мы благополучно прошли в Ленинград и опять ошвартовались у Летнего сада. Осень уже сильно тронула деревья. Вся земля была засыпана листьями. Особенно выделялись золотистые кленовые листья. Мы с удовольствием прошлись по этому шуршащему пахучему ковру. [183]
До решения вопроса о ремонте перебрались в свои прежние помещения на плавбазе «Иртыш». Моего соседа по каюте А.А. Крона на «Иртыше» не оказалось. Новый редактор «Дозора» А.Я. Брук сказал мне, что еще в августе Крон получил новое срочное задание, живет на берегу, на частной квартире, и вместе с В.В. Вишневским и В.Б. Азаровым «что-то сочиняет». Это «что-то» воплотилось в либретто оперетты, но об этом я узнал несколько позже.
После долгого нахождения в море и жизни на лодке мне очень хотелось побыть на берегу или просто в какой-либо другой, неслужебной обстановке.
За Кировским мостом, у Мраморного дворца, стоял турбоэлектроход «Вячеслав Молотов». Сообщив дежурному по лодке о местопребывании, я отправился на этот лайнер проведать друзей. К моей радости, главным механиком на нем по-прежнему был Александр Алексеевич Терентьев, а капитана Н.А. Хабалова, принимавшего судно в Амстердаме, сменил мой давний друг и учитель Генрих Павлович Бютнер. Еще в 1930 году я плавал под его началом на небольшом грузо-пассажирском пароходе «Юшар» на линии Ленинград-Штетин-Гамбург-Копенгаген-Ленинград; вместе мы были на приемке судов в Роттердаме, он был ранен, когда в Английском канале воздушный пират бомбил и обстрелял наши суда. После выздоровления Генриха Павловича назначили на «Вячеслав Молотов». В войну он вступил уже опытным и обстрелянным капитаном.
Мы обнялись и расцеловались.
— Ну, как там, в подводном царстве, рассказывай! — шутливо сказал Генрих Павлович.
Мы собрались в уютной каюте «деда», как называют на торговых судах старших механиков. Здесь было теплее, чем в капитанской каюте, находившейся в надстройке. Больше часа длился мой рассказ о боевом походе, из которого мы только что вернулись.
— Хлебнули вы лиха, Михалыч, — сказал «дед». Он из уважения частенько так меня называл, хотя был старше меня на пять лет. [184]
Старый капитан в продолжение моего рассказа сидел молча и непрерывно курил.
— Спасибо подводникам-балтийцам, — сказал он, — только они сейчас и воюют на море. Был бы я помоложе, пошел бы проситься в подводный флот.
— Вам работы и так хватит. Рассказали бы и вы, друзья, о своих боевых делах.