В глубинах полярных морей

Теперь мы сколько угодно можем плавать у неприятельского берега, даже в штилевую погоду, не страшась обнаружить себя. Масляных пятен на воде больше не будет.

Да, в боевой обстановке мысль у людей работает быстрее, чувства обостряются, умножаются силы. Моряки иной раз за считанные часы устраняют повреждения, которые в обычное время требуют многодневного заводского ремонта.

Вышел боевой листок. В нем заметки, посвященные морякам БЧ-5 — электромеханической боевой части. Об

[51]

их труде говорится так же уважительно, как говорилось в предыдущих боевых листках о работе торпедистов и рулевого-горизонтальщика боцмана Нещерета — непосредственных «виновников» двух первых побед. Впрочем, непосредственное участие в метком торпедном залпе принимают почти все члены экипажа. И те, кто готовят аппараты к выстрелу, и те, кто держат лодку на нужной глубине и верном курсе, обеспечивают ее электроэнергией и заданной скоростью хода, кто выслушивают шумы винтов неприятельского корабля. Ошибется один из них — от страха ли, небрежности или неумения, — и успех атаки под угрозой. Торпеды или не выйдут вовсе, или пойдут мимо цели, или, наконец, лодка обнаружит себя и сама подвергнется удару.

Командир — единственный человек, который видит цель в окуляр перископа. В считанные секунды ему приходится решать задачи из арифметики, тригонометрии, векторной алгебры, определяя угол упреждения, ту невидимую точку на поверхности моря, где выпущенные из аппаратов торпеды встретятся с кораблем врага. Командир — глаза и мозг атаки. Экипаж — ее сердце, руки и ноги. Для победы нужны все эти органы вместе. Лодка побеждает коллективом.

Ну, а люди пятой боевой — на особом положении. Пока лодка в походе, пока она жива — нет такой минуты, чтобы не действовали какие-нибудь из ее механизмов или систем. Пятая боевая часть всегда за работой. Каждому, кто в ней служит, присущи качества отважного и бдительного бойца, навыки опытного мастерового человека, знания техника. Возглавляет боевую часть командир с инженерным дипломом. А большинство старшин и краснофлотцев имеют среднее образование и рабочую закалку — о таких кадрах для флота позаботился комсомол.

…Продолжаем поиск. Ночью ходим над водой. Кажется, совсем недавно солнце круглые сутки не покидало небосвода, а сейчас темнеет совсем рано. Луны нет, не видно ни зги. А рассчитывать приходится лишь на отпущенное человеку природой зрение. О радиолокации мы тогда и не помышляли. Приборов ночного видения не было. Года за два до войны, говорят, испытывали на Черноморском флоте пробные образцы таких приборов. Но какой-то высокопоставленный невежда заявил, что

[52]

флот не нуждается в подобной затее. И сейчас мы, что называется, ломаем глаза.

Сигнальщик на мостике, согласно штатному расписанию, предусмотрен один. Но он и днем-то не справится с наблюдением. Дым на горизонте и плавающая мина, самолет и перископ — ничто не должно остаться незамеченным. От этого зависит и боевой успех и жизнь корабля. Но для одного человека видеть все и вся — непосильная задача. А ночью тем более. И мы, следуя уже приобретенному опыту, выставляем дополнительных наблюдателей. Очень старательно несут эту вахту дивизионный шифровальщик Чернецов и фельдшер, а по-лодочному, доктор Шибанов. Но уверенности в том, что ночью мы никого не упустили, нет. Видно-то всего метров на сто. Корабли ведь сейчас ходят без огней.

Почти все ночи напролет простаивает на мостике Гусаров. В этом отношении он перещеголял командира — Константинов не выдерживает такой нагрузки и предпочитает вздремнуть. Когда спит Гусаров — понять трудно. Днем он — в отсеках, с людьми. Комментирует сводки Совинформбюро, принятые ночью радистами. Собирает агитаторов на «летучки». Дает инструктажи редколлегии боевого листка. А чаще всего — просто беседует с людьми, немногословно по своей привычке, но очень душевно.

В этом походе Гусарову все же легче: полковой комиссар Байков тоже не сидит без дела.

Около 14 часов 30 сентября всех нас поднял с мест возглас вахтенного центрального поста капитан-лейтенанта Соколова:

— Два транспорта идут встречными курсами!

Действительно, кабельтовых в двадцати я увидел два судна, идущие в охранении самолетов навстречу друг другу.

— Давай, командир, действуй!

Константинов занял место у перископа. Лодка легла на боевой курс. Через десять минут прозвучало «Пли!», и корабль вздрогнул от трехторпедного залпа. Чтобы не выскочить на поверхность, механик Челюбеев принял балласт в цистерну быстрого погружения. Боцман не удержал лодку под перископом, и она нырнула на глубину. Пронаблюдать, как пошли торпеды, не удалось. Не услышали мы и взрыва. Но когда десять минут спу-

[53]

стя подвсплыли, то увидели лишь один транспорт — тот, что шел курсом на запад. Он резко отвернул к берегу. Судна, шедшего на восток, — его Константинов избрал объектом атаки — на поверхности не было. Над тем местом, где мы видели его в последний раз, кружили самолеты.

* * *