В глубине души

Только люди неслись, съежившись от холода, и вокруг них, оживляя пространство, теплым облаком клубилось дыхание.

Люсик не чувствовал мороза, его грудь обжигала приобретенная им книга. И это жжение постепенно перерождалось в ужас от им содеянного. Что-то подобное он испытывал во время войны, когда у него украли продуктовые карточки, и перед ним с матерью встала реальная угроза голодной смерти.

«Что я наделал! — думал Люсик, подбегая к троллейбусной остановке. — Регина каждую копейку экономит, чтобы прокормить семью, а я такие деньги за ненужную вещь выкинул!»

На троллейбусной остановке угрызения совести достигли такой силы, что Люсик, пропустив троллейбус, пустился в обратный путь с твердым намерением вернуть книгу букинисту.

Он добежал до магазина и остановился перед погасшей витриной.

— Как же я не заметил? — удивился Люсик. — Уже начало девятого, магазин закрыт. Ну, ничего… — утешил он сам себя. — Скажу Регине, что аванс задержали, а книгу верну завтра.

Всю ночь Люсик читал Гоголя на кухне и увидел его совершенно новыми глазами.

Теперь он читал хорошо знакомый текст так, как будто вел разговор с автором, и для него открывались все новые и новые глубинные мысли этого загадочного гения.

Была это магия книги или просто правильное прочтение Гоголя требовало от человека определенной душевной зрелости, Люсик тогда не понял, но ему стало ясно, что расстаться со своим новым приобретением он сможет только вместе с жизнью.

Ах, зачем, зачем Регина тогда проявила снисхождение и, вместо того, чтобы выставить его за дверь, прижала к себе и прошептала в ухо:

— Ничего, ничего, милый, выкрутимся как-нибудь. Не хлебом единым жив человек…

Ах, если бы она знала, на что обрекает себя и его и всю их еще не состоявшуюся жизнь!

Если бы она только знала, она легла бы поперек порога и не дала бы Люсику вечерами, после работы, рыскать по городу в поисках пищи для своей неутолимой страсти.

Но интуиция Регины спала, убаюканная советами матери, которая приговаривала:

— У мужчины должно быть свое увлечение, он не может жить только интересами семьи. Другие пьют или по бабам бегают, а наш — собирает книжки. Так что же может быть лучше!

И лучше действительно ничего не было.

Люсик знал свою библиотеку наизусть.

Он обладал феноменальной памятью и даже, проснувшись посреди ночи, мог процитировать Толстого или Пруста с указанием страницы того произведения, откуда взята цитата.

Какие беседы, какие споры велись по вечерам в их уютной коммуналке! Какие люди встречались там за столом!

В их доме быт занимал самое незначительное место. Никто не знал, откуда берутся продукты и были ли они вообще в наличии. Иногда друзья приносили что-нибудь с собой на ужин, и тогда посиделки затягивались далеко за полночь.

— Черт их разберет! — жаловалась своей товарке соседка Мария Ивановна. — Всё сидят и сидят, не выпьют, не споют, даже драки ни одной не было. Спрашивается — чего сидеть-то? Штаны просиживать.

— А про что говорят? — выпытывала любопытная гостья.

— Да всё про книжки. Этот еврей — Лазарь — хитрый. Знает, во что деньги вкладывать.

— Во что?

— Вот в книжки-то и вкладывает.

— В книжки? Так это ж макулатура!

— Это для тебя макулатура, а он из этой макулатуры такие деньги делает!

Надо отдать должное прозорливости Марии Ивановны, потому что именно в тот момент, когда она произносила эти пророческие слова, страсть Люсика к собирательству действительно начала приносить первые плоды.

Постепенно среди московских доков коллекция Люсика стала приобретать известность. Она собиралась со знанием дела и большим вкусом.

В ней не было ничего случайного, лишнего.

Человеку, покупавшему книгу из такой коллекции, имя библиомана служило определенной гарантией качества.

Особенно важно это было для людей, желающих приобрести какое-нибудь редкое издание и не особо разбирающихся в материи.

В таких случаях Люсик являлся незаменимым экспертом. Но деньги приносили не только антикварные книги, настоящим источником доходов был книжный дефицит.

Ненасытная, бездонная прорва потребителей тянула к Люсику руки, умоляя продать тот или иной томик по цене половины их жалкой зарплаты, и Люсик, как мог, удовлетворял запросы советских эрудитов.

Он был вездесущ, его всклокоченную голову хорошо знали во всех издательствах, во всех редакциях, во всех книжных и букинистических магазинах.

Он брал в одном месте, сдавал в другое, на вырученные деньги приобретал что-то редкое в третьем месте и нес в четвертое.

На заработанные таким образом деньги он неустанно расширял свою библиотеку.

Тем временем в двух комнатах их коммунальной квартиры становилось тесно.

Книги были повсюду: на столе, под столом, на кровати, под кроватью.

Книги заполонили все места общественного пользования: коридор, кухню, опасно провисала набухшим животом антресоль.

При этом Люсик каким-то непостижимым образом завоевал расположение довольно скандальной соседки Марии Ивановны и умудрился втиснуть несколько коробок в ее маленькую каморку.