В глубине тебя (СИ)

— Нет, он, Вальтер не то, чтоб злостно блядовать туда ходил. Так — отвести душу, расслабиться. В тот вечер он наказать Ингу за что-то хотел. А потому что не перечила она ему никогда, но в тот вечер возникла, против него поперла. По-моему, причиной был Рик. А он не жил уже в то время с ними. Вот Вальтер, значит, ей накостылял и пошел перевести дух. С Олезией наотдыхался, потом зачем-то с собой ее потащил, на автоматы, в игровой салон по соседству... Должно быть, Инга из окна его с девчонкой и увидела.

Мужчина за игровым автоматом что-то говорит блондинке, она, фыркнув, прикрикивает на него, и они продолжают орудовать каждый — за своим.

— По морде ему дала, — не обращает на них ни малейшего внимания Хорст. — Никогда и сдачи-то не давала, а тут — как выскочит на него, да прямо на месте, при всем честном народе... Он взбесился, за волосы ее домой притащил, лицом лупил об что попало, все приговаривал «убью... я те говорил — дома сиди... нехер шляться...» Отколотил там хорошо. А потом смотрит — она лежит на полу и не встает. Живая — как неживая. Не встает. Не может.

Мне кажется, то же можно сказать сейчас про меня: живая, но не могу ни двинуться, ни пальцем шевельнуть.

— Вальтеру это как по башке дало. Он сгреб ее, в больницу повез. Бухой сам в доску. А по дороге вмазался в одного. И убил ее. Сам — без царапины. Челленджер... машина — и та почти не пострадала. Гробяка же. Вот и все.

Вот и все.

Старик пускает слезу и тихо плачет. А в моей злополучной груди бешено подскакивает сердце, сейчас мне горло продырявит. В висках стучит и все плывет перед глазами. Но это не преддверие обморока, просто сейчас никак иначе не живется и не чувствуется.

— Она была не пристегнута... обморочная была... или полуобморочная... он не проследил — куда ему было по пьяне-то. Ее швырнуло хорошо. Головой убилась или как там еще — я не знаю. Против Вальтера дело возбудили... пьяный, дурак, в больницу ее повез — нет чтоб скорую вызвать. Может, закинуть хотел да скрыться... Чтоб его при ней никто не видел.

Вокруг меня и во мне все сгустилось в один сплошной кошмар. Слышу осколочно, заставляю себя не отключиться и дострадать выслушивание бессвязного речитатива этой трагедии, страшной до разрыва мозга.

— Вальтер дома торчал — невыездной был. Ну, он и порешил его. Рик. До мокрого не довел, но... Рик к ним редко ездил, а тут примотал, потому что... что такое — мать третьи сутки телефон не берет. Тут и узнал все. Не знаю, от кого. Не от меня. Я б никогда... Подождал его дома и... Рик, он тогда зеленый был, хиловатый, но борзый. Наверно, борзость голимая поддержала, фору дала. Да и Вальтер, думаю, особо не защищался. А то здоровый же был мужик. Короче, он Вальтера помутузил, потом башкой стукнул — вырубил. Бросил подыхать, а сам свалил. Вальтер полежал там, но его обнаружили, «экстренного врача» вызвали. Что там ему залатали, я не знаю, только не особо много-то залатать смогли — оказалось, аневризму он себе набил из-за травмы — башка-то была разбитая. С больничной койки его потом — прямиком в прокуратуру, а оттуда — в Райникендорф, в предварилку. За Ингу. Дело-то ему по пьяному непреднамеренному убою быстро сшили. У него в прокуратуре много недругов было, только...

— ...рассчитывали, что он по воровству засыпется?.. — будто автомат, повторяю слова сегодняшнего «протокольного» субъекта.

— Вот-вот, — одобрительно кивает старик, будто хвалит меня за осведомленность. — Да там не только это... короче, жадный он был мужик. Не делился ни с кем — со своими только. А свои — это у него были Инга и Рик, как ни странно.

Ничего странного в этом нет, думаю и мысль эта проламывает мне мозг, просто принял их в свою стаю.

Только не хочу я верить этому старику. Не хочу принимать его утверждение, будто Рик во всем на того похож.

Но я хочу услышать еще. Хочу знать все. Рассказывай дальше.

Не гнушаюсь повторить еще одно бормотание «протокольного»:

— Суд решил, самооборона?..

— Не-е, какой суд... Вальтер-то... прожил потом пару недель в тюряге — дольше не протянул. Аневризма — чпок, — Хорст опрокидывает заупокойную и с глухим стуком ставит ее на стол. — Медэкспертиза показала — не мог сам так долбануться. Ножевых ранений не обнаружили. У Рика алиби нашлось надежное, подтвердили. Но главное, сам Вальтер — до упора: не он. Не он. Сам, мол, по пьяне упал, убился. Ему не верили. Рику не верили. Мы все не верили. Все на его стороне были, но не верили. Ну не мог... не способен он был всего этого «так» оставить. Ты б видела его, тогдашнего.

Старик берет пепельницу и, будто собираясь нюхать, почти вплотную подносит ее к лицу.

Я «вижу» его, тогдашнего. Я помню, как за одну какую-то пощечину, залепленную мне, он мочил Миху, как никто и никогда того не мочил и — вижу его, тогдашнего. Тогда тот выродок мать у него отнял и — да, не мог он этого так оставить.