В глубине тебя (СИ)

— Его фирме. Ушло на удовлетворение исков от кредиторов. Но вместо того, чтобы заслужить реабилитацию, а затем восстановиться по всеми правилам, этот мошенник втихаря продолжал орудовать в других местах. Берлин у нас большой... Недавно он, наконец, попался.

На чем же... — думаю, — о-мой-Бог, на чем же он попался...

— ...на том, что подписал акт о сдаче геверка — подряда — по совершенно другому проекту, где тоже успел украсть. Знаете, есть территория...

О, нет... о, нет-нет-нет...

— ...бывшей сигаретной фабрики в Панкове.

— Знаю, — брякаю, чуть не икая. — Я там живу, в Панкове...

— Тогда вам известно, что был утвержден редевелопмент этого страшилища. Я не смотрела планы, но слышала, проект составлен был дельно: прогрессивный жилой комплекс, социальный корпус...

...детсад, подростковый центр — могу продолжить за нее...

— ...детсад и подростковый центр. Панковские коллеги радовались, никто и не подозревал, что там нечисто. И вот проект продолжается, только Херманнзен-младший и его фирма — если можно назвать это фирмой — отстранены.

Насморк и кашель мой мгновенно проходят.

— Отстранены? — спрашиваю намеренно скучающим тоном. — Что так?

— Коллеги панковские вычислили подноготную его, информацию получили...

Кто?.. — думаю. — Какая тварь?.. Из кентов его слил кто, не поделился он с кем-то?.. Да нет, не выгодно ж самим было б — он их всех такими заказами обеспечил... Аднан ли, сука?.. Может, Рик из-за меня все-таки по башке ему надавал, вот тот и отомстил, падлюга?..

— Хорошо, коллеги из нашего сената его вспомнили, а то он там прятался. Нагрянула к нему проверка — подряды, конечно, все по-черному. Нарушений мер по безопасности куча... Правда, проект почти достроен, до внутренней отделки дошли — не ломать же его теперь. И не представить, какие делишки он, наверно, через него отмыть хотел. Но я вам ничего не говорила! — категорично заявляет Дорен.

— Не говорили, — соглашаюсь я... категорично. Я ж тоже так умею, категорично. — А я ничего не слышала. И поверить не могу, если честно. И что касается г-на Херманнзена... младшего...

— Вы его знаете?

— Знаю! — «повышаюсь» я. — А вы знаете меня и знаете, что человек я здравомыслящий и в деле... кхе-кхе... не первый год. И не впервой сталкиваюсь с клеветой и... и... кознями по устранению конкурентов!

Да, думаю. Да. Дело ясное, прозрачное, как стеклышко. И как я сразу не догадалась.

— Конкурентов? С чего вы взяли?..

— Дайте я скажу, что за фирму ваши «панковские коллеги» подключили теперь к редевелопменту. Дайте скажу — а вы не расценивайте это, пожалуйста, как критику в адрес властей — наоборот, я знаю вас, как безупречного чиновника и знаю, что вы меня поймете правильно.

Поднялась-таки температура — чувствую, как меня поколачивает. Ну и пусть.

Вколачиваю свои бредовые рассуждения если не в нее, то просто в пустоту. Пустота распространяется и внутри меня — его проект, наш проект отняли, отобрали у него. То, над чем мы так тяжело и трудно работали, над чем пыхтели, чем болели и из-за чего расстались. Неважно, что сейчас она призовет меня к порядку, а эмоции попросит оставить за дверью ее кабинета, неважно, слышит ли она меня вообще — мне нужно поведать хоть в какую-нибудь сферу, что так нельзя...

— Ведь так нельзя! Так нель-зя! — говорю не резко, но решительно. — Вы знаете, сколько человек Херманзен внедрил в этот проект? Вы знаете, сколько рабочих мест обеспечил? А его самого знаете? Человек зашивался на этом, с такой отдачей работал... В кратчайшие сроки закончил... «Разбирательство» ... — да он же кровное свое вложил в это дело... Он не мог не знать, что его поймают...

Скорее, ему было по фиг, и он тупо молотил до упора. Но я все равно толкаю ей про Herzblut — так по-немецки говорят, «кровь сердца», когда подразумевают «кровное».

— Я сразу вижу, когда человеку не наплевать, — продолжаю я. — Тендер-тендером, а Херманзен все это не ради отмыва денег... Не знаю, надо ли ему там было что-то отмывать, я не бухгалтер. Но знаю только, что он душой болел за это дело... Ведь вы поймите, тут же дети... и подростки...

Ведь она хоть и «нетрадиционная», но у нее тоже есть дети... одна... дочка...

— Ведь он ради детей старался, — распинаюсь, — чтоб все с умом сделать и вовремя... Известно ли вам, какое у него было тяжелое детство... Очернить ведь любого можно, но только не его... только не его...

— А вы, наверно, сильно его любите, — произносит Дорен, сочувственно глядя мне прямо в слезящиеся, итит их мать, глаза.

— Конечно, люблю! — горячо соглашаюсь я. — Как же его не любить?!!

Меня несет уже по-полной.

— Ведь он один такой. Таких, как он, больше нет.

Она понимающе кивает головой, даже не думая возражать..

А мою взбудораженную горячность сменяет холодная ярость. Эти твари, они ведь тупо на его проекте навариться решили, на моей идее. Кто-то слил им, они и подхватили. Наверно, в Панкове ведомстве крыша есть, да мало ли. Гореть им, думаю, синим пламенем. Щас я им устрою Варфоломеевскую ночь.