В глухом углу

Виталий знал, что на суде и самом страшном — показательном, в клубе, с общественными обвинителями — настаивает Миша. По местному радио передали его выступление, он объявил беспощадную борьбу пьянкам и бытовому разложению, упоминал Дмитрия, обрушился на Сашу и Виталия. Следователь находился под влиянием Миши. Он уже три раза вызывал Сашу. Один раз с Сашей и Виталием разговаривал Усольцев. Саша утверждал, что на днях им предъявят официальное обвинение в убийстве.

На исходе недели Сашу и Виталия затребовали к прокурору. У него сидели следователь и Миша, на столе лежало дело о гибели Леши. Прокурор прочитал вслух решение — следствие выяснило, что насилия над личностью погибшего Алексея Маринова не было, он сам потребовал спирта, его отговаривали, он не согласился. Поведение собутыльников покойного заслуживает морального осуждения, но криминала не обнаружено — медицинская экспертиза установила, что трагический исход объясняется особенностями организма умершего. В связи с этим дело прекращается, и Внуков с Кумыкиным от уголовной ответственности освобождаются.

— Выкрутились! — с ненавистью сказал Миша. — Ладно, не радуйтесь, жизни в поселке вам не будет…

Ни Саша, ни Виталий не радовались. Саша со страхом думал о том, как брат примет сообщение прокуратуры, Виталия придавила угроза Миши. Чем больше отдалялась страшная ночь пьянства, тем непереносимей становилось воспоминание о ней. Днем Виталий сдерживался, но в постели по-прежнему плакал, вспоминая Лешу.

Перед бараком Саша попросил Виталия:

— Пойди вперед и расскажи Жорке… Не говори, что я тут. А если не разбесится, позови…

Через несколько минут Виталий позвал Сашу — брат спокоен. Спокойствия Георгия Саша — по старому опыту — страшился не меньше, чем его гнева. В этот момент он жалел, что решение прокурора не было более суровым.

Но Георгий ограничился словесным внушением.

— Из карающих лап правосудия выскользнул — живи. Остается собственная совесть и товарищи, как с ними поладишь — твоя забота.

— Жорка, я исправлюсь, — пробормотал Саша. — Никогда больше…

В комнате находился Семен, он, по обыкновению, не вмешивался в разговор братьев. Георгий сумрачно сказал Семену:

— Надо бы, конечно, покрепче, но не могу…

— Ты обещал сдерживаться, — напоминал Семен.

— Не в этом дело, — невесело проговорил Георгий. — Пить научил Сашку не я, а обстоятельства, но компанию он мне составлял не раз. Шутили иногда, что доставили выпивоху в больницу, а там поставили диагноз: «Легкое опьянение с кровоподтеками». Дальше шуточек внушения не было, никто у нас не слыхал о таких несчастьях.

Саша понял из этого разговора, что отложенная до конца следствия расправа не состоится. Как ни тяжело было сознание вины перед Лешей и друзьями, угроза жестокого возмездия была еще тяжелей, он страшился брата больше, чем своей совести. Из осторожности он не показал, как ему стало легко.

Георгий повернулся к Виталию:

— Что ты собираешься делать?

Виталий уже не раз задавал себе этот трудный вопрос. Одно он знал — то самое, что пообещал Миша, — жизни здесь больше не будет. Им овладело неудержимое, как вопль, желание — бежать!.. Разве еще недавно, с тем же, так ужасно погибшим Лешей, он не вынашивал эту мысль о бегстве? Зачем же оставаться теперь, когда Леши нет, когда каждый камень, каждое деревцо, каждый человек будут напоминать о том, что он причастен к его гибели? У него сохранились деньги, на билет и оплату долгов хватит. Бежать, нет, бежать!

— Я уеду! Завтра оформлюсь. Не могу тут…

— Беги! Такие, как ты, добиваются успеха только в бегстве.

Георгий взглянул на спокойного, как всегда, Семена и закончил разговор хмурой шуткой:

— На пьяного наехала лошадь. Лошади удалось спастись. Не всегда так благополучно кончается — подумай над этим, Вик, когда потянешься к бутылке.

На другое утро Виталий отправился в отдел кадров. Его приняли так, словно ждали. Со стесненным сердцем Виталий видел, что от него непрочь отделаться. В бухгалтерии произвели срочный расчет, в кассе не задержали с оформлением билета на самолет.

Виталий уезжал, ни с кем не простившись. Он шел по поселку с чемоданчиком в руке, опустив лицо, чтоб не видеть, кто ему встречается. На улице его остановил Игорь. Как и другие, в эти дни Игорь почти не разговаривал с Виталием, но глядел на него без злобы и недоброжелательства.

— Пиши мне, — сказал Игорь, выслушав Виталия. — Зайди к моей маме, только не сообщай о Леше, чтоб она не огорчалась.

— Зайду! — грустно пообещал Виталий. — И напишу тебе. Обязательно напишу!

Вечером этого же дня в комитет к занятому своими обычными делами Мише явился Вася. Он молча положил на стол заявление. Группа комсомольцев — Вася первым поставил свою фамилию в длинном ряду подписей — требовала созыва пленума комитета или поселковой конференции, чтоб обсудить единственный вопрос: неспособность нынешнего руководства организации к комсомольской работе.

Миша, пораженный, прочитал заявление дважды.

— Уж не делаешь ли ты меня ответственным за смерть Леши?