В глуши

Это звучит смело и дерзко, и на одно мгновение Дон становится легче. Но Уорден прыгает, хватает ее и заламывает ей руки: он слишком силен, и, пока он тащит ее, она падает на колени, в самую грязь.

Поднимает голову. Уорден заносит над ней нож.

Дон открывает рот, чтобы закричать. Больше ей ничего не остается. Уорден заносит нож все выше, в его глазах пляшут отблески костра. Это больше не Уорден — не тот парень, которого, как ей казалось, она знала.

— Я предупреждал, — говорит он, — ты никуда не уйдешь.

Дон открывает рот, чтобы закричать. Она надеется, что ее крик остановит его. Ей на помощь придут остальные.

Она открывает рот, чтобы закричать, но, прежде чем успевает выдавить хоть слово…

слышит, как кричит сам Уорден.

75

Раздается хлопок.

(Не «бум», а скорее громкое «пш-ш-ш-ш».)

Уорден кричит и хватается за глаза. Ослепленный, он размахивает во все стороны большим ножом Кристиана. За ним стоит Лукас с баллончиком Эмбер от медведей.

(Жидкость такая ядреная, что у Дон тоже слезятся глаза и становится трудно дышать.)

Лукас помогает ей встать, тянет подальше от костра, где теперь корчится на земле Уорден. Тянет мимо палаток, к тропе, которая привела их к Вороньему Когтю.

— Быстрее! — говорит он. — Пока остальные не проснулись.

Делать нечего, нужно бежать.

Они бегут, ведо`мые светом налобных фонариков, по тропе, еле виднеющейся под грязью и снегом, к возвышающемуся над ними краю ущелья, за помощью.

Делать нечего, нужно бежать — и они бегут.

Бегут, надеясь, что их никто не преследует.

Лес безмолвен. Тропа крутая и скользкая — Дон пару раз почти падает. Она останавливается, чтобы отдышаться, и прислушивается, но ни Уордена, ни остальных не слышно: только дождь и Лукас, судорожно хватающий ртом воздух.

Секундная заминка, и они снова бегут, даже не сомневаясь, что, если их поймают, им точно конец. Они бегут, забираясь все выше. Дождь превращается в снег, забивается под штаны и в ботинки Дон, футболка промокает от пота, руки и колени становятся грязные и влажные, пока она то скользит, то карабкается вверх по тропе.

Ночная мгла вокруг еле заметно проясняется. Скоро утро, но это неважно.

Главное — убраться отсюда.

76

Наконец потные, задыхающиеся и изнеможенные, они добираются до края ущелья. Небо все светлеет и светлеет, ночь неумолимо превращается в утро.

Они останавливаются, чтобы выпить воды из одной из фляг, и Дон перекладывает бо`льшую часть еды в карманы Лукаса.

На его куртке кровь. Материя прорезана.

— Нож Уордена, — говорит Лукас. Он посильнее запахивает куртку, не давая ей увидеть рану. — Просто царапина. Заживет.

Дон пристально смотрит ему в лицо. Он серьезно смотрит в ответ, и Дон знает, что он, наверное, врет, что он ранен гораздо тяжелее, чем готов признать. Однако давить на него сейчас смысла нет.

(Она не забрала у Стаи аптечку.)

— Что ты вообще там делал? Почему не спал?

— Ходил отлить, — отвечает он смущенно. — Увидел вас с Уорденом в свете костра, подумал… — он смотрит в сторону. — Хотел убедиться, что он правда тебе нравится.

Дон корчит рожу.

— Не нравится, — говорит она. — Он сумасшедший маньяк. — И она пересказывает ему все, что о нем знает. И про Кристиана с Алексом.

— И ты мне не сказала? — возмущается Лукас. — Ты знала, что Алекса убили, и ничего мне не сказала?

— Решила, что так будет безопаснее. Не хотела, чтобы узнал убийца.

Лукас молчит, и Дон видит, что ему больно. Они стоят молча и снова пьют воду.

— Ну, спасибо, — говорит Дон, — что спас мне жизнь.

На южной стороне ущелья тропа круче, чем путь к каровому озеру у Вороньего Когтя. Дон и Лукас карабкаются вверх, рюкзак на плечах Дон то и дело угрожает перевесить и опрокинуть ее на самое дно ущелья, на верную смерть. Ноги гудят. Колени болят, руки немеют. Она себя очень жалеет.

(Лукаса так вообще ранили! А у него как будто все нормально.)

Дон и Лукас выбираются из деревьев навстречу снегу и ветру. Теперь достаточно светло, и фонарики им уже не нужны. Впереди снова голые камни, тропа помечена пирамидками. Дон помнит, что они будут идти по этому хребту еще несколько часов, потом спустятся к озеру, где у них был лагерь, потом заберутся на следующий хребет, более длинный, сойдут в лес и двинутся по тропе к базе.

Дон не забыла, как долго они добирались сюда от базы. Как она устала.

Она помнит, что как раз здесь они с Уорденом обменялись своими Историями. Они шли по этому хребту, только в другую сторону; впереди вырисовывался Вороний Коготь, вокруг было голубое небо и никакого намека на драму и ужас, которые ждут их на горе´.

Они с Лукасом все дальше уходят от Вороньего Когтя. Дон молчит, просто идет вперед, машинально переставляя ноги, и думает об Уордене, о том, как ее угораздило влюбиться в него. Она чувствует себя наивной и глупой. Она себя ненавидит.

Лукас спокойно шагает рядом с ней, ступая твердо, ни разу не споткнувшись, — золотистый ретривер, спешащий выполнить свой долг. Он больше не выглядит напуганным.