В годину славы и печали

На всем протяжении пути до Нюрнберга военным эшелонам принца Рупрехта оказывалось неожиданное сопротивление. Железнодорожники переводили составы на запасные пути, угоняли сменные паровозы, разбирали железнодорожные пути под видом ремонта, мешали воинским частям связаться со ставкой фельдмаршала. От этих действий вся железная система, ранее работавшая как швейцарские часы, начала давать сбои, а затем и вовсе встала. Командующий юга гневался, приказывал применить оружие против саботажников, но десятки агитаторов, словно мухи облеплявшие каждый блокированный эшелон, свели к нулю силу командирского приказа. В итоге к Нюрнбергу смогли пробиться только два с половиной батальона, которые простояли весь день в ожидании приказа, но так и не получили его. В итоге они подверглись атаке агитаторов и поздно ночью сдались подполковнику Самойлову.

В отличие от юга, под Геттингеном боевая канонада громыхала весь день. Немцы трижды бросались на штурм русских позиций, но каждый раз терпели неудачу. Основные бои разгорелись после полудня, когда немцы во время второго штурма были близки к успеху, но появление подкрепления под командованием подполковника Колычева полностью изменило картину боя. Попав под пушечный огонь бронепоезда, немецкие пехотинцы разом залегли и больше уже не поднимались. Третья атака была откровенно вялой и мало напоминала штурм.

– Борис Михайлович, Геттинген в наших руках! – с радостной вестью ворвался в кабинет Шапошникова Покровский. – Защитники города прислали телеграмму главковерху Корнилову. «Дорогой Лавр Георгиевич! Надеемся, что отражение немецкого штурма будет для вас самым лучшим лекарством. Геттинген наш».

– Действительно, это будет самым лучшим лекарством для него. Я лично передам это сообщение командующему, – произнес Шапошников и осторожно положил бланк телеграммы на стол. – Что-нибудь еще, Алексей Михайлович?

– Да, сообщение из Лондона. Фон Хорн начал штурм города. Идут ожесточенные бои с применением артиллерии. Согласно последним сообщениям, англичане упорно сражаются за каждый дом, но отступают под ударами врага, – доложил полковник.

– Не думаю, что фон Хорн сможет захватить английскую столицу, уж слишком мало у него для этого сил. Да и наступление Людендорфа с Рупрехтом это последние удары рейхсвера. – Шапошников неторопливо склонился над картой Германии, а затем сдержанно произнес: – Что же, теперь пришел наш черед наносить ответные удары. Я думаю, самый уязвимый из наших противников принц Рупрехт. Пошлите телеграмму Николаи, пусть начинает.

И тот начал. Железнодорожники обеспечили «зеленый свет» экспрессу, доставившему в столицу Баварии утром следующего дня высокопоставленного переговорщика. На переговорах с баварским принцем Николаи держался уверенно, но неизменно выказывал свое уважение к собеседнику.

Итогом двухчасовой беседы за закрытыми дверями стало подписание соглашения, по которому Рупрехт признавал власть переходного правительства Германии над Баварией, а также отдавал приказ о капитуляции всех подчиненных ему войск.

Склонить к подобному шагу человека, не сумевшего выполнить боевой приказ из-за активного противодействия мирного населения, для такого мастера, как Николаи, было не очень трудным делом. Тем более когда в обмен за подпись под актом капитуляции фельдмаршалу была гарантирована личная неприкосновенность с сохранением всех его наследных владений.

Едва только юг Германии капитулировал, и весть об этом стала лихорадочно разноситься по проводам телеграфа и волнам радио, Николаи покинул Мюнхен и на своем экспрессе уехал в противоположную часть страны. Теперь ему предстояло уговорить сложить оружие Людендорфа, а это было весьма сложной задачей.

У фельдмаршала не было огромных родовых поместий или больших банковских счетов, конфискацией которых можно было бы принудить Людендорфа подписать акт о капитуляции войск севера. Но не зря Николаи столько лет ел свой хлеб в разведке. От сердца грозного фельдмаршала, героя Германии, у него был свой ключик.

Прибыв в Бремен и добившись аудиенции у фельдмаршала, он не стал угрожать Людендорфу силой или взывать к его разуму во имя сохранения людских жизней. Фельдмаршал был абсолютно глух к подобным аргументам. Николаи зашел с другого конца.

– У меня для вас не совсем приятные известия, господин фельдмаршал. Из-за своих действий на фронтах вы стали знаковой фигурой, как для русских, так и для французов и англичан. Согласно моим источникам, в штабе западных союзников зреет намерение по созданию суда над военачальниками рейха, после окончания войны, – доверительным тоном сообщил фельдмаршалу Николаи.

– Суд над военными? Я впервые слышу о подобной глупости. Такого в истории войн никогда не было. Военных можно судить только за измену и ни за что более! – гордо вскинув свою голову и метнув на Николаи гневный взгляд, рыкнул Людендорф.