В году 1238 от Рождества Христова

Татары разыскали еще несколько прячущихся по подвалам и сараям местных жителей, не успевшим по разным причинам убежать за болото. В основном то были мужики, но поймали и трех баб. Те бабы даже отдаленно не напоминали жирных уток, не говоря уж о нежных цаплях. Но «на безрыбье» и за них разгорелся нешуточный спор и не меж рядовыми воинами, а между сотниками и тысячниками. Мужиков по одному водили на допрос к Бурундаю. Но и они повторили примерно то же, что и первый пленный: кроме гати на болотный остров сейчас пути нет. Они же поведали, что на том острове заранее запасена солонина и прочие продукты. Это делало невозможным осуществления плана взятия убежавших туда измором, хотя бы в ближайшее время. А сколько времени даст ему Джихангир? Наверняка немного. Впервые в своей полководческой деятельности Бурундай не знал, как поступить. Возвращаться без головы «коназа» – это позор. Его засмеют тайджи и найоны, пошатнется авторитет. Ждать? Но сколько и чего? Неприятно саднили душу и слишком большие потери, понесенные от столь малочисленного противника. Более четырехсот его воинов полегло при штурме этой проклятой деревянной стены, у оврага и в самом селе. Павших как положено сложили в погребальный костер и отправили их души в царство Сульде. Невольно Бурундай все чаще приходил к мысли, что впервые на этой земле встретил достойного противника.

Дав пять дней отдыха своим воинам, Бурундай, наконец, принял решение. Собрав тысячников, он объявил им свою волю:

– В этом селении мы не взяли почти никакой добычи. Ни золота, ни серебра, даже ложки и чашки у орысов не из железа, а деревянные. Коназ Милован успел увести свой народ за болото. Наши храбрые воины очень недовольны, а враг словно взобравшийся на дерево барс, убежавший ото льва, сидит и смеется над нами. Но мы не уподобимся не умеющему лазить по деревьям льву, мы предстанем мощным и ловким тигром и заберемся на дерево и достанем этого насмешника.

Не все тысячники знали, что за зверь лев, но сравнение их с тигром с самым сильным и свирепым зверем им понравилось. Бурундай понаблюдав, какое впечатление произвели его слова, продолжил:

– Если болото никак нельзя обойти, пойдем по этой… как ее…гати.

Тысячники недоуменно переглянулись. Идти по замощенному сверху броду, где в ряд встанут не более четырех человек, да еще по такой зыбкой основе, это наверняка стать легкой мишенью для орысских стрел. Но темник продолжал говорить, словно не видел негативной реакции тысячников:

– Штурмующие будут передвигаться под прикрытием специальных широких щитов сколоченных из дерева. Сколотим много таких больших щитов, которые будут нести три-четыре человека, а укрываться за ним будет целый десяток. И еще попробуем расширить гать. Этот барс не должен спрятаться от нас на своем дереве. И достать его оттуда надо побыстрей, пока его барсиха не отощала на этом болоте от плохой пищи. А я хочу хорошо отдохнуть на ее нежном пупе. Думаю, и вы, и наши воины хотят полежать на еще не успевших исхудать жирных утках, которые есть на том острове. А для этого надо поспешить.

Смех и улыбки стали следствием последних слов Бурундая. Тысячники верили в полководческий талант своего темника и не сомневались, что болотный остров будет взят, голова «коназа» будет болтаться у седла Бурундая, так же как болталась голова главного орысского коназа Гюрги. Ну, и само-собой, нежная утка-цапля, жена «коназа», по праву достанется темнику, и им тоже что-то перепадет…

Сарай, который обустроили под княжий дом, был тесно забит людьми. Вся княжеская и поповская дворня теснилась здесь. Милована и Голубу от них отделяла всего лишь занавеска. И вот, в утро шестого дня после боя, когда все еще вповалку спали, кто прямо на застеленном соломой земляном полу, кто на деревянных полатях, а князья на грубо сколоченном ложе у себя за занавеской, Голуба у стены Милован с краю… Кто-то с улицы стал сильно колотить дверь.

– Князь вставай, дозорный с берега прибежал, говорит, татары гать расширяют. Наверное, приступ готовят, – то был голос оружника, которого Милован назначил своим помощником вместо погибшего Ждана. Миловану встать одеться – достаточно мгновенья. Одеть порты, рубаху… с мечом и доспехами уже возле занавески ожидал Любим… Но тут же тревожно вскинулась Голуба. Милован успокоительно погладил ее по распущенным волосам, которые не потеряли своей шелковистости и запаха свежей хвои – она умудрялась их мыть каждый день, даже в таких условиях.