На другой день Гальдер доложил Гитлеру о ходе боевых действий на Восточном фронте и высказал свою точку зрения. Настроение было отличное. День ясный, солнечный, и листва в соседнем Тиргартене просвечивалась солнцем, как зеленые витражи в старинном храме. Гитлер одобрил доклад и заключил:
— Ну что ж, поздравляю! Русские практически проиграли войну! — Он вскочил и в радостном возбуждении зашагал по кабинету. Потом вдруг остановился, вскинул голову и самонадеянно воскликнул: — Я же говорил вам об этом!
Еще через четыре дня о положении на русском фронте Гитлеру докладывал фон Браухич, командующий сухопутными войсками. Для более точных справок, если потребует фюрер, командующий пригласил с собой начальника штаба Гальдера и обер-квартирмейстера фон Типпельскирха, руководившего разведкой в сухопутных войсках. Стояли вокруг большого стола с развернутой картой боевых действий в России. Когда Браухич закончил, Гитлер спросил у Типпельскирха:
— Что можете вы добавить к докладу командующего?
Фон Типпельскирх приблизил к глазам заготовленную справку:
— «Из 164 советских дивизий, известных германской разведке, нашими войсками уничтожено 89. Восемнадцать дивизий противника находятся на второстепенных участках фронта. Боеспособных дивизий, противостоящих нам, всего сорок шесть. По имеющимся данным, противник резервами не располагает».
— А как у нас? — спросил Гитлер, хотя он отлично знал число дивизий, действовавших на Востоке.
— Вместе с войсками союзников мы имеем двести дивизий, мой фюрер! В живой силе имеется четырехкратное превосходство, — отчеканил начальник генерального штаба Гальдер. — Точно так же по артиллерии и танкам…
Браухич добавил:
— Разрешите напомнить, мой фюрер, в развитие стратегического плана «Барбаросса» мной был подписан приказ армейской группе «Центр» — с выходом к Смоленску осуществить поворот на север для соединения с армейской группой фельдмаршала фон Лееба, имея целью уничтожение русских войск в Прибалтике… Этот маневр войска фельдмаршала фон Бока могут осуществить в ближайшие дни…
О потерях немецких войск Гитлер не спрашивал, а командующий фон Браухич и его начальник штаба Гальдер предпочли умолчать. Потери же в войсках были огромными. Русские отступали, но оказывали жестокое сопротивление.
Общий вывод был единодушен: через три недели — к началу августа — Советский Союз развалится.
Прошло еще полторы недели, Гитлер издал новую директиву войскам, в которой, однако, ничего не говорил ни о повороте на север центральной группировки фон Бока, ни о продолжении наступательных операций на Москву. Русские неожиданно усилили сопротивление.
Откуда у них могли взяться резервы? — недоумевал начальник разведывательного управления фон Типпельскирх. Фельдмаршал фон Бок слал панические телеграммы, звонил по телефону, требовал подкреплений.
Тогда Гитлер решил выехать в ставку фон Бока в Борисов, чтобы выяснить обстановку на месте. Его сопровождали генерал-фельдмаршал Кейтель и военный советник Иодль. Главный штаб сухопутных войск представлял полковник Хойзингер, начальник оперативного управления. Ни Браухич, ни Гальдер выехать в Борисов не могли, обстановка на фронте осложнилась, и не следовало оставлять войска без руководства даже на один день.
На совещание в Борисов Гитлер вызвал командующих армиями. Многие высказывались за дальнейшее наступление на Москву, но Гитлер принял иное решение. Командующему южной группой войск фон Рунштедту приказал готовиться к наступлению на Киев, с выходом на Дон и Северный Кавказ. Он объяснил:
— Русские сосредоточили под Москвой свои последние силы, а мы ударим на юге и на севере — займем Петербург. — Гитлер упорно не называл этот город его новым именем — Ленинград, так же как Сталинград, который в немецких штабах именовался Царицыном.
Гитлер добавил — Москва не уйдет, сейчас важнее получить Украину, Кавказ и Петербург, лишить противника угля, нефти, железа, военной промышленности.
Но дело было не только в этом — Гитлера насторожили тяжелые потери в армейской группировке «Центр». Он уже начинал понимать, что блицкриг, разгром советских армий в приграничных районах не получился.
Но время шло. Наступление в России замедлилось. Больше всего раздражали нелегальные радиостанции, работавшие в самом Берлине. Раздражали, как жужжание назойливой мухи, мешающей спать. Тревожила и перспектива, как докладывать об этом Гитлеру. Гиммлер скрепя сердце решился ему об этом сообщить. Фюрер пришел в ярость. Он задыхался от бешенства, грозил разогнать, стереть в порошок тех, кто не способен найти врага, оказавшегося в его собственном доме…