В годы большой войны

— Мосье Грамм? — Он оглянулся и в этот момент ощутил на запястьях защелкивающиеся наручники. Его посадили в черный гестаповский «ситроен» и повезли обратно в Амстердам, в тюрьму.

Криминальный советник все же ухватился за тонкую нить, которая привела его команду в Сен-Дье. Несколько раньше удалось захватить Грина. Его арестовали вместе с Инессой. Первый разговор был коротким. Дюжий эсэсовец сбил его с ног ударом в солнечное сплетение. Грину приказали подняться, и новый удар в лицо свалил его снова. Окровавленный, он стоял перед Гирингом, и в это время ввели Инессу. Допрос еще не начинался, но Гиринг свирепо закричал:

— Если ваш муж не будет говорить, мы его расстреляем!.. Можете попрощаться… И с вами будет то же!..

У Инессы началась истерика… Женщину увели.

— Имейте в виду, — спокойным голосом сказал Гиринг, — если вы станете молчать и откажетесь нам помочь, произойдет то, о чем я предупреждал, — мы уничтожим вас и вашу жену… Решайте!

Эсэсовец снова ударил. Грин устоял, но был уже сломлен.

— Но я же не возражаю… Чего вы от меня хотите? — жалобно спросил он.

— Вот так-то лучше… Снимите с него наручники, пусть вытрет лицо.

Спрашивали о людях, их именах, псевдонимах… Грин выкладывал все, что знал. Но знал-то он не так уж много. Зашел разговор о неизвестном Майстере. Грин ответил — настоящего имени его не знает, никогда с ним не встречался. А по поводу Грамма так, между прочим, сказал, что жена его Лота сейчас лежит в женской клинике, кажется в Сен-Дье. То ли родила, то ли ждет ребенка — точно не знает.

Для Гиринга этого было достаточно. Роженицу нашли, арестовали и увезли с ребенком в Амстердам.

Питер Грамм не послушал Дюрера, попал в западню, и теперь Гиринг пытался применить к нему тот же метод, с помощью которого заставил говорить Грина.

— Будешь молчать, — угрожал ему Гиринг, — я сам застрелю жену и ребенка… Они в наших руках. Не веришь?!

Грамм молчал. Он и в самом деле не верил словам гестаповца. Этого не может быть! Лота в безопасности…

Гиринг дал сигнал, и в комнату ввели Лоту с ребенком на руках! Грамм впервые и, может, в последний раз увидел дочь, которую так ждал, о которой мечтал. Увидел в гестапо во время допроса…

Но Грамм нашел силы даже не повернуть головы.

— Стреляйте!.. Я больше ничего не знаю. Шифрами я не занимался, вел только коммерческие дела. Меня не допускали к шифрам…

— А кто такой Майстер? — спросил Гиринг.

— Майстер?.. Такого не знаю. Иногда Майстером называли меня. В природе его, вероятно, не существует. Это мифическое лицо… Другого ничего не могу сказать.

2

Гиринг ликовал. Победа!.. Полная победа! Наконец-то судьба улыбнулась криминальному советнику.

После ареста подпольщиков он позвонил в Берлин, попросил соединить его с имперской канцелярией. Доложил дежурному адъютанту, тот сообщил фюреру, и Гитлер сам взял трубку. Поздравил Гиринга, выразил благодарность за службу. Гиринг был на вершине счастья.

Рейхсфюрер Гиммлер тоже с радостью воспринял известие, переданное из Амстердама хриплым голосом криминального советника Гиринга.

— А теперь, — сказал Гиммлер, — запрячьте их в самое глубокое подземелье. Закуйте в цепи! Следите за ними — они нужны нам живыми… И чтобы никто не знал, что они в наших руках…

Начальник гестапо Мюллер реагировал на сообщение несколько иначе: после звонка решил лететь в Голландию. Мюллер предупредил криминального советника: допрос арестованных без него не начинать.

Хитроумная игра с русскими близилась к своему завершению. Теперь все зависело от того, как поведут себя арестованные. План зрел давно: успехи советской разведки надо превратить в ее проигрыш, обернуть стратегической победой рейха.

— Кукушка подкладывает яйца в чужие гнезда, — говорил Гитлеру Гиммлер, потирая свои маленькие ручки. — Мы подложим кукушкины яйца в гнезда Москвы, Лондона, Вашингтона… Пусть они сами выведут наших птенцов!.. Радист уже согласился работать на нас, мои люди убедили его передавать донесения в Москву под нашу диктовку…

Гиммлер говорил о «Профессоре», упорство которого сломили трехнедельные пытки на Принц-Альбрехтштрассе. Победа над радистом подкрепляла уверенность рейхсфюрера: человек, превращенный в семьдесят килограммов кровоточащего мяса, уже не человек, у него не может быть воли к сопротивлению…

— Теперь надо разжигать разногласия среди противников, вбивать между ними клинья, вызывать у них взаимное недоверие, — добавил Гиммлер.

Рейхсфюрер считал, что наилучший способ вселить недоверие — использовать донесения самих агентов противника. Конечно, никто не должен знать, что подпольщики — в руках гестапо. «Пианисты», как прежде, станут посылать свою информацию, но под диктовку абвера. В Москву пойдут сообщения, разумеется, от подставных лиц…

Все планы задуманной игры принадлежали Вальтеру фон Шелленбергу, но Гиммлер выдавал их за свои.

Смысл игры заключался в том, чтобы вынудить противников начать переговоры о сепаратном мире с Германией, причем каждый из союзников должен делать это самостоятельно.