Один немецкий инженер из военно-инженерного управления сказал о походе в Бельгию:
«Нам нужен только городок Брюгге. Тогда мы сможем обстреливать Лондон из наших дальнобойных орудий. Англичане не имеют подобных пушек. Мы можем выпускать их сериями».
Вскоре сообщения фон Шелиа подтвердились.
Девятого мая Ильза, как обычно, пришла утром на работу. Она сняла телефонную трубку, чтобы позвонить по делам в министерство пропаганды, но телефон не работал. Зашла в соседнюю комнату, то же самое. Во всем министерстве телефоны были отключены. В полдень сотрудников предупредили — в связи с напряженной обстановкой работники министерства должны оставаться на своих местах. Вплоть до особого распоряжения. Из здания не выходить! Причины такого приказа стали известны только на следующее утро. Германское радио крикливо передавало о военных действиях, начавшихся в Бельгии и Нидерландах. На бельгийский форт Эбен-Эмаэль сброшены отряды немецких парашютистов… Захвачены мосты через Маас! Регулярные германские войска продвигаются в глубь страны!..
Нападение началось в четыре тридцать утра, но только в девятом часу германский посол явился к бельгийскому министру иностранных дел — господину Спааку. Он достал ноту, но Спаак, поморщившись, остановил его движением руки.
— Простите, господин посол, — сказал он, — но я буду говорить первым… Мы уже знаем, что германская армия напала на нашу страну. Для этой агрессии нет никаких оправданий, она глубоко возмутила сознание всего мира…
Рудольф фон Шелиа был прав: немецких дипломатов ставили в известность о предстоящих военных событиях в самый последний момент и поручали им выполнить свои обязанности, установленные международным правом, уже после того, как события произошли.
В тот же день — 10 мая 1940 года — Ильза Штёбе передала в Центр:
«Из кругов министерства иностранных дел поступают сведения, что военные действия против России запланированы и готовятся, хотя военное министерство разослало директивы своим военным атташе о необходимости опровергать слухи, что Германия якобы готовит военные действия против России… Ариец заявил мне, что он не верит содержанию письма военного ведомства. Оно не соответствует фактам, которые свидетельствуют о подготовке Германии к войне с Россией. Эта война стоит уже у дверей. Ариец считает, что письмо написано с целью маскировки истинных намерений…
Обер-лейтенант Харро Шульце-Бойзен обладал словно гипнотическим влиянием на окружающих. Он завораживал приятелей своим обаянием, остротой мысли, умением видеть явления и факты так, как не все могли их увидеть. Он был незаменим в компании своими рассказами, едкими шутками и удивительной способностью вовлекать в разговор всех собравшихся. Тот же Хорст Хайльман, почти мальчик, надевший недавно военную форму, не спускал с него восхищенных глаз, когда попадал в одну компанию с Харро. Он ловил каждое его слово…
Герберт Гольнов тоже души не чаял в Шульце-Бойзене, хотя в его отношениях с Харро и не было того бескорыстия, которым отличался радист Хайльман из функ-абвера[5]
, выполнявший там маленькую, но очень важную и секретную работу.Веселый и непосредственный Хорст Хайльман, до наивности доверчивый к людям, когда-то считал себя убежденным нацистом. Впрочем, это «когда-то» исчислялось несколькими годами — ему и сейчас-то было всего-навсего девятнадцать. Хорста привлекала программа, которую умело прокламировал Гитлер, его социальную демагогию он воспринимал как истину и, вступая в партию нацистов, уже будучи солдатом, произнес слова клятвы: «Я клянусь в нерушимой верности Адольфу Гитлеру, клянусь беспрекословно подчиняться ему и тем руководителям, которых он изберет для меня».
И вдруг все его убеждения рассыпались после того, как он познакомился с Харро Шульце-Бойзеном… Харро постепенно раскрывал Хайльману, что на самом деле представляет собой нацизм. Он рассказал и о том, что произошло с ним самим на Принц-Альбрехтштрассе. И Хорст Хайльман возненавидел Гитлера. Бунт совести, вспыхнувший в его душе, привел молодого солдата на путь Шульце-Бойзена. За ним он и пошел бесповоротно и до конца. Но Хорст намеренно не выходил из нацистской партии, работал в абвере в управлении связи, занимался радиоперехватами и расшифровкой выловленных в эфире радиотелеграмм.