Из квартиры Валентины вышли вместе. Виктор проводил Кетрин до трамвайной остановки. Кетрин возвращалась домой с таким ощущением, будто она давным-давно знала Виктора и Валентину… Только два обстоятельства Кетрин не могла уяснить: пусть шутливо, но в разговоре Валентина назвала себя русской монархисткой, а Виктор сидел в лагере, в котором содержали интернированных добровольцев, воевавших в республиканской Испании… Непонятно!
Кетрин стала часто бывать у Валентины. Мишеля положили в клинику, и Кетрин каждую субботу, приезжая к нему, заходила к Валентине. И всегда в этот день приходил Виктор. Кетрин все больше узнавала об их жизни… Осколок российской эмиграции! Но от прежнего у них остались не только реликвии. Отец — военный инженер — в первую войну работал представителем по закупке оружия для царской армии. Он так и остался в Европе после того, как в России произошла революция. Умер он много лет назад, успев дать детям хорошее образование. Валентина стала врачом-невропатологом, а Виктор пошел по стопам отца — инженером.
Не зная России, почти не помня ее, брат и сестра тянулись к далекой родине, считали себя ее патриотами, преклонялись перед декабристами, но не принимали свершившейся революции — сказывалось неведение, разноперое окружение русских эмигрантов. Но жизнь вносила свои поправки.
Ощутимый поворот в мыслях сестры и брата произошел в начале испанской войны. Вспомнились Байрон, Гарибальди, их самоотверженный порыв, жертвенность, борьба за справедливость. Виктор уехал добровольцем в Испанию, сражался под Гвадарамой, был ранен, его эвакуировали. Сестра выходила его, поставила на ноги.
В лагерь его засадили сразу же, как только началась война с Германией. Тогда без разбора сажали всех иностранцев. Лагерь наспех оборудовали недалеко от Амстердама. После вторжения гитлеровских войск и капитуляции лагерь передали немцам. Многих заключенных увезли в гестапо, других оставили, в том числе и Виктора. Никто не знал, что интернированный иностранец воевал на стороне испанских республиканцев. А вторая мировая война началась через три месяца после поражения испанской республики. Пойди разберись в этой суматохе, кто где воевал! Принцип был один — раз иностранец, в лагерь для интернированных…
Потом в лагерь приехала комиссия во главе с германским инженер-полковником Германом Кранцем. Оккупанты отбирали людей на разные работы. Виктор знал немецкий язык. Он понравился полковнику, стал работать у него переводчиком и вместе с ним уехал в Амстердам.
Секретарем этой самой комиссии была некая Милда Шольц. Женщина в годах, незамужняя, и потому все называли ее фрейлейн. Секретарша молодилась, скрывала свой возраст, и вот она-то безответно влюбилась в Виктора.
Милда работала секретаршей в консульстве, а в последнее время перешла в штаб оккупационных войск, помогло то, что она была племянницей генерала Штумпа, коменданта амстердамского гарнизона.
Вот что узнала о своих новых знакомых бывшая цирковая актриса Кетрин, занимавшая теперь скромную должность стенографистки ведомства по вербовке рабочей силы в Германию.
После концерта в казармах, где выступала Кетрин, у нее произошел важный разговор с Виктором. Он позвонил Кетрин на работу и сказал, что очень нужно встретиться. Может быть, у Кетрин найдется часок свободного времени.
Сидели в кафе. Виктор восторженно отзывался о концерте.
— Я и не подозревал у вас таких талантов, Кетрин!
— Вы не можете без иронии? — возразила она. — Я уже заметила вашу манеру и только поэтому не обижаюсь…
— Нет, нет, что вы?! Говорю серьезно, вы были великолепны! Всем доставили удовольствие, тем более в такой день…
— Спасибо! Но чем же знаменателен был вчерашний день?..
— Ну как же! Офицеры собирались на прощальный ужин перед отъездом. Разве вы не знали? — Виктор понизил голос: — Отправляются на восток, ближе к советской границе. Там что-то назревает. Боши никогда не перебрасывают войска просто так, от нечего делать.
— Что же это может быть?
— Не знаю… Может быть, война с Россией… Это будет ужасно! Я ничего не могу сделать… А я-то — русский!
Виктор говорил шепотом, склонившись через столик к Кетрин.
Дальше разговор не клеился. Кетрин отвечала рассеянно, пытаясь унять охватившее ее волнение.
Встреча с Амиго предстояла на следующий день. Она едва дождалась часа встречи. Амиго ждал ее у картинной галереи и пошел за ней следом по бульвару, наблюдая боковым зрением, не следит ли кто за Кетрин. Нагнал и спросил:
— Какие новости?
Она торопливо рассказала о разговоре с Виктором. Амиго спросил:
— Кто этот русский, можно ему доверять?
— Пожалуй, да…
— Хорошо… Сообщу Майстеру. Что делать дальше, скажу при следующей встрече… Не забудь — у входа в кино, в шесть вечера… Будь осторожна…
Амиго прошел вперед и затерялся в толпе пешеходов.
При следующей встрече Амиго сказал ей:
— Поинтересуйся-ка своим «испанцем»: может, он станет с нами работать.
— Почему это — мой! — вспыхнула Кетрин.
— Просто к слову… Но прежде мы должны кое-что выяснить. Спроси-ка, где он воевал в Испании. Может, однополчанин… Так сказал Майстер.