В годы большой войны

«Я все не могу закончить письма, мне еще так много хочется рассказать тебе, милый, — писала она. — Если я тебя встречу, буду рассказывать столько, что ты устанешь слушать… А может, ничего не скажу… Так бывает.

Я только чуточку сержусь на тебя за то, что так мало мне пишешь о том, чем ты сейчас живешь. От всего сердца приветствую тебя и все, что тебя окружает, и всех, кого ты видишь. Сердце мое постоянно находится там. Твоя…»

Там — это в Стране Советов, куда Ильза непрестанно уносилась в своих мыслях.

Ильза не жаловалась, ее тревожило лишь то, что она может выйти из строя. Но в Центре тоже были обеспокоены состоянием Альты.

Григорий Николаевич Беликов работал теперь в Москве, занимался прежде всего фашистской Германией — наиболее вероятным противником. На службе он ходил в военной форме. С Куртом Вольфгангом встречались теперь гораздо чаще — то в служебном кабинете, то после работы в квартире Беликовых, около Киевского вокзала. Такие вечера они называли «планерками». Грета, уложив детей, присоединялась к мужчинам, варила кофе, гасила верхний свет, и они втроем коротали время за неторопливой беседой. И каждый раз разговор возвращался к Ильзе. Но Вольфганг даже от друзей таил возникавшую грусть, отдаваясь воспоминаниям о прошлом. И еще его тревожило состояние Ильзы, болезнь, о которой она сдержанно писала в письмах.

— Подожди, Курт, — сказал как-то Григорий. — Попробуем выяснить, что можно сделать…

Поручили уточнить, выяснить, в чем нуждается разведчица, каково ее состояние.

Человек, посланный к Альте для связи, передал в Центр:

«Состояние Альты тяжелое. Дом, в котором она живет, частично разрушен бомбой. Одевается плохо, постоянно дрожит от холода. Ее здоровье настолько пошатнулось, что, по заключению врачей, она вообще не должна работать в течение зимы. Ей необходимо выехать на лечение в Карлсбад… Принимаем меры через наших людей побыстрее устроить ее на работу. Формально Альте необходимо создать материальную базу, чтобы расходы ее не вызывали подозрений. Иначе она не сможет ни поехать лечиться, ни тепло одеваться».

Ильзе Штёбе предложили, почти приказали лечиться… Она уехала в Карлсбад, но вскоре вернулась обратно. Началось обострение запущенной болезни, и врачи запретили продолжать предписанный ей курс лечения.

О своей поездке Альта писала Вольфгангу:

«Ты спрашиваешь о Праге, о городе, в который ты влюблен. Прага затемнена в прямом и переносном смысле слова. Она выглядит, как опустевший дом, как кулисы театра, за которыми идет скрытая жизнь. Старинные здания, городские ворота и башни продолжают еще стоять. Многие переулки не получили немецких названий, но все идет к этому… Влтава плещется под фермами Карлова места, а пражский Град возвышается над городом восклицательным знаком, точкой над «i». Правда, над Градом висят чужие флаги, но издали их не видно, можно и не догадаться. Но то, что о чужих флагах знают, легко прочитать на лицах пражан. Ветер разносит по улицам через громкоговорители обрывки немецких фраз: «Приказ… распоряжение… циркуляр…» Ветер вызывает на глазах слезы. Ветер или бесправие чехов? Прага без света. Сегодня здесь молчание. Нужно молчать…»