Пока мои спутники готовят обед и устраивают бивак, я принимаюсь переворачивать камни. Под ними много разных насекомых и чаще всего муравьев. Вот опять крошечный мирмика. Здесь ниже и теплее, поэтому в гнезде уже крылатые самцы и самки. С величайшей поспешностью муравьи прячут в подземные жилища свою детвору — куколок и личинок. Вместе с ними спасают потомство и крылатые сестрицы. Такое я вижу впервые. При тревоге обычно они стараются поскорее скрыться в подземелья и вообще никакого участия в делах общества не принимают. Кроме прочего, им полагается беречь свои нежные крылья. Без них не расселиться, не разыскать себе пару. А их главная забота — обоснование нового семейства. Поэтому в родительском гнезде они находятся на привилегии.
Еще под камнями я встречаю черного, поблескивающего бархатом мелких волосков, муравья формику фуску. Он — исконный житель леса и почему обитает под камнями в этой высокогорной степи — непонятно. Быть может, он остался здесь с тех давних времен, когда это плоскогорье покрывали леса, впоследствии изведенные человеком ради выпаса скота.
Нашли под камнями приют многочисленные и разные чернотелки. Шустро бегают, оказавшись на свету, крошечные стафилины. Еще под каменную крышу забрались разные слоники. Даже черно-красная оса-сфекс примкнула к этой компании. Не ожидал её здесь встретить, но удивляться нечему. При похолодании оцепеневшим насекомым опасно оставаться на поверхности земли: их могут затоптать пасущиеся животные.
Я присматриваюсь к норам сурков. Это животное колониальное. В обществе себе подобных ему легче жить; самый зоркий, осторожный и опытный всегда заблаговременно подает сигнал опасности. Вот длинный отрожек, выдающийся с хребетика холма. Он весь изрешечен норками. Место удачное. С него во все стороны хорошо просматривается окружающая местность. Не подобраться незамеченным ни лисе, ни волку — давним врагам этого добродушного и сообразительного зверька. Потом я вижу колонию нор в обширной пологой впадине между холмов. Здесь тоже хорошо просматриваются окрестности, только не сверху вниз, а наоборот, и здесь не подберешься незамеченным.
Представляю, какой оживленной здесь была их жизнь, как они бегали друг к другу в гости, не боясь хищников. В случае опасности всегда можно забежать в свой дом или к соседу, где и переждать. Но все то, что спасло сурков от их исконных врагов, не уберегло от человека с его истребительными орудиями охоты. Сейчас здесь пусто, и только каменки-плясуньи тревожно цокают, завидев человека. Пройдет время, обвалятся норы, и исчезнет эта веселая птичка, привыкшая к суровой жизни высокогорья.
В опустевшей колонии сурков возле одной норы вижу серый столбик. Наверное, камень. Но вдруг столбик шевельнулся и обернулся зайцем. От неожиданности я сел на землю, полез в рюкзак за биноклем.
Заяц посмотрел на меня карими глазами и шмыгнул в сурчиную нору. Я подошел к его убежищу. Засунул осторожно в него посох, но никого не нащупал. Отойдя в сторону, сел. Может быть, пересижу хитреца, взгляну еще раз, что он будет делать. Один раз будто в темной норе показалось что-то серое и исчезло. Но у зайца терпение крепче моего, да и счет времени ему вести незачем.
Позже мне рассказали, что здешние зайцы стали часто селиться в сурчиные норы, благо, их много пустующих. Почему бы и не занять свободную квартиру!
Нелегко здесь живется рыжим муравьям. Палочки, соринки, из которых полагается строить муравьиные кучи, разнесло бы ветром. И маленькое насекомое нашло выход: жилище строит плоское, приземистое, и сложено оно из мелких камешков красного гранита. Увидел я такую кучку и не сразу догадался, что передо мной муравейник. Но по каменной крыше жилища бродили маленькие труженики высокогорья, их коричневые головки с шустрыми усиками выглядывали в щелочки между нагромождениями гравия. Впрочем, кое-где между камешками торчали и обломки стеблей растений.
Хорошее получилось жилище у муравьев: крепкое, добротное, не подверженное разложению, и ветер ему нисколько не страшен.
Все ниже и ниже спускается наша машина, и с каждой минутой падает стрелка высотомера. Вот, наконец, и речка Женишке вся в зарослях ивы, облепихи, высоких лавролистных тополей с обрывистыми скалистыми берегами. В нескольких местах — нагромождения из скатившихся громадных, размером с большой сельский дом, камней. Это следы давно минувшего в этих краях землетрясения.
Вскоре мы проезжаем небольшой поселок, а за ним и домик егеря.
После отдыха мы пересекаем прозрачную горную реку и взбираемся на зеленое плато хребта Кунгей-Алатау. Путь туда недолог, но труден. Здесь край роскошных трав, цветов и еловых рощиц. Рядом глубокое ущелье. Его северные склоны поросли еловым лесом, а еще выше видны заснеженные горы. По дну живописного ущелья течет река Чилик. Ущелье удивительно красивое, я загляделся на него и забыл об окружающем. Внезапно над самым ухом раздался громкий свист, и над пропастью затрепетала на одном месте пустельга. Высоко над горами величаво пролетел орел. Потом промчалась стая голубей, и снова все замерло в извечном покое.