В горящем золотом саду

Постепенно дома стали выше, и наконец всадники въехали в самый центр города. Здания напоминали Стратафому своими толстыми стенами и сочетанием внешних и внутренних дворов, только крыши были припорошены снегом, а окна украшены яркими железными орнаментами. Мощеные улицы извивались в причудливых узорах, но лошадей это ни капли не смущало, и хотя Реа подозревала, что быстро заблудилась бы здесь в одиночку, дороги вели в одном направлении, вниз по склону.

Иногда улицы разбавляли площади, в центре которых неизменно рос огромный платан, такой древний, что корни проглядывали между плитами мостовой. На скамейках сидели пожилые дамы в черном и сплетничали, склонив друг к другу головы в вечернем свете солнца. Дети играли в мяч, гоняя его палками по длинным крытым галереям, окружавшим каждую площадь.

На первый взгляд столица выглядела очаровательно, и Реа уже готова была сказать об этом Михали – пусть поучится хорошим манерам, – но вдруг начала замечать истинное лицо города, спрятанное за идиллическим фасадом. Вот на холоде ежится босой ребенок, а какая-то девушка жмется к закрытой двери пекарни. Реа не знала и половины того, что получал в докладах шпионов Лексос, но была наслышана о бедности региона, и сейчас смогла увидеть все воочию. Достаточно ли такой причины для того, чтобы от преданности стратагиози не осталось и следа? Разве единство Тизакоса не важнее процветания?

С очередным поворотом им открылась главная людная улица с магазинчиками. Горожане сразу узнавали Михали (а ребята помладше – его лошадь). Затем всадники поднялись на небольшое возвышение, и Реа поняла, куда ведут улицы: к озеру.

Падающий снег закрывал дальний берег, казалось, будто оно тянется на много миль. Лучи заката освещали водную гладь, и создавалось впечатление, что озеро пылает огнем. На просторном каменном променаде собрались семьи с детьми, любуясь закатом.

Взгляд Реи притягивал остров посередине и возведенное на нем здание. По архитектуре оно походило на другие дома в центре столицы, но было гораздо крупнее и приземистее. В тусклых лучах солнца каменные стены отливали блеклым синим, а на массивных двойных дверях можно было разобрать выцветшую алую краску.

Очевидно, на острове находился дом Ласкарисов. Что еще, если не он?

Реа обвела взглядом променад, выискивая мост, но скоро обнаружила, что такой конструкции здесь нет и в помине.

– Мы оставим лошадей в конюшне и сядем в лодку, – объяснил Михали, заметив озадаченность девушки.

Реа постаралась улыбнуться как можно вежливее, хотя от одной мысли о водной переправе через озеро ей стало неуютно.

Они долго плыли в лодке, и Реа, изредка моргая, упорно смотрела только на особняк. Молодые люди причалили у пирса чуть в стороне, Михали помог спутнице выбраться на берег. Реа была благодарна юноше за то, что он ничего не сказал, хотя она слишком крепко стискивала его пальцы.

– Вот и наш дом, – проговорил Михали, пока они шагали по дорожке. – Семья живет на острове уже много поколений.

– К вам приходят жители? Их сюда пускают?

– Нет, – смутился Михали, – но отец много времени проводит в городе, на берегу. Почти все дела он решает именно там.

Теперь Реа мечтала о том, чтобы упасть на кровать и проспать года два, и разведка для Лексоса была последней мыслью у нее на уме. Она увидела, что в дверях стоит женщина с фонарем в руке, и задалась вопросом, кто это может быть. Сестра?

Но она не слышала докладов о дочери Ласкарисов.

– Мой мальчик! – воскликнула женщина, когда Реа с Михали подошли еще ближе. – Наконец-то! Ты вернулся!

Ну конечно. И почему Реа не подумала про мать?

Но она уже давно лишилась матери, поэтому часто забывала о том, что у других может быть полная семья.

Реа обратила внимание, какая она высокая. С прямыми плечами, волевым подбородком, седыми прядями в темных волосах. Михали бросил на Тиспиру извиняющийся взгляд и шагнул к матери.

– Привет, мама, – устало поздоровался он, но в голосе юноши чувствовалась любовь.

– Не обнимешь? Не поцелуешь? А ведь я тебя вынашивала!

– Как раз собирался.

Михали расцеловал маму в обе щеки и обнял, и на губах женщины расцвела улыбка.

– Долго тебя не было, корос.

– Я бы так не сказал, – возразил юноша и улыбнулся. Наверняка встреча с матерью сгладила тревогу, поселившуюся в его душе после обстрела на реке. – Это моя мать, – сказал он Рее. – А это кириа Тиспира.

– Как будто она нуждается в представлении! – фыркнула родительница. – Женщина, которая убьет моего сына! – Она передала фонарь Михали и шагнула вперед.

Реа закусила язык и ощутила металлический привкус крови. Ответить она не успела.

– Меня зовут Эвантия. Добро пожаловать в наш дом и в Ксигори.

Эвантия обвила Рею обеими руками и стиснула так, что у той перехватило дыхание.

– Спасибо, – выдохнула Реа, когда ее отпустили. – Очень приятно с вами познакомиться.

– Что ж, не будем стоять на холоде. Прошу вас… – Эвантия взяла Рею под локоть и увлекла за собой. От ее враждебности не осталось и следа.