Захват «Арсенала», безусловно, стал переломным моментом всего восстания. Однако красногвардейцы в других районах, особенно на Подоле, Шулявке, Демеевке и Соломенке, продолжали борьбу. Тем не менее инициатива прочно перешла к гайдамакам, «вольным казакам», которые занимали все новые пункты и кварталы.
Днем ВРК, не обладая информацией о местонахождении советских сил, наступавших на Киев, решил прекратить борьбу. Несколько позже появилась листовка с подписью забастовочного комитета с сообщением о прекращении общей забастовки.
Однако бои в некоторых местах еще долго не стихали – возможно, упомянутые решения не дошли до повстанцев. Красная гвардия Шулявки и железнодорожники в районе пассажирского вокзала, товарной станции и Главных железнодорожных мастерских продолжали упорные бои. Хотя символом январского (1918) восстания принято считать «Арсенал», справедливости ради стоит отметить, что не менее масштабным и эффективным было участие в боевых действиях авиапарковцев, подольских и шулявских красногвардейцев и, особенно, железнодорожников. В частности последние проявили незаурядную стойкость, начали покидать занятые позиции и отходить к Посту Волынскому под натиском гайдамаков только вечером 22 января[509]
.Думается и масштабы, и продолжительность январского восстания в Киеве, и силы, привлеченные к его подавлению Центральной радой, и ожесточенность сражений, и потери с обеих сторон следует отнести к одной из страниц Гражданской войны в Украине. Таким событиям просто трудно найти другую оценку.
22 января советские войска с востока и севера приблизились к Киеву. Еще утром 1-я революционная армия под командованием Ю. Коцюбинского, П. Егорова, В. Примакова, Д. Жлобы, бронепоезд под командованием А. Полупанова с боем заняли Дарницу и через Слободку двинулись дальше. Захватив мосты через Днепр, войска овладели набережной. Одновременно отряд Червонных казаков (200 сабель) во главе с Примаковым возле Вышгорода преодолели по тонкому льду Днепр и через Пуща-Водицу вышли на соединение с красногвардейцами Подола и Куреневки[510]
.Наступление поддерживалось из-за Днепра артиллерийским огнем, которым подавлялись военные силы, верные Центральной раде. Впрочем, канонада, не утихавшая несколько дней, имела и психологическое значение. Мишенями, по приказу М. Муравьева[511]
, были избраны наиболее высокие сооружения столицы, и их разрушение прицельным огнем поражало окружающих, сеяло общую панику[512].Свою роль здесь играло и то, что не имея разведки, штаб М. Муравьева, находившимся в Дарнице, не знал настоящей ситуации в Киеве, давал значительно завышенные оценки военным силам Центральной рады, полагал, в частности, что на ее стороне более 30 тыс. офицеров старой армии (о том, что такое количество офицеров сосредоточилось в городе, не раз писали газеты). Поэтому командование советских войск, в общем стремясь побыстрее овладеть столицей УНР (к этому побуждало и политическое руководство Советской Украины, и В. Антонов-Овсеенко, и, особенно, официальная Москва, чтобы использовать желаемый факт утраты Центральной радой Киева для давления на австро-германскую сторону на переговорах в Бресте), одновременно опасалось натолкнуться на достаточно массированную оборону, понести большие потери, если не поражение[513]
.Однако, даже притом, что силы Центральной рады заметно таяли, верные ей воины, офицерский корпус понимали всю важность удержания столицы в руках национальных властей и вели отчаянную борьбу за каждую улицу, за каждый дом, как за последний рубеж. В экстремальных условиях они проявляли все боевые качества, на которые были способны. Советские войска, которым помогали местные красногвардейцы, вели ожесточенные уличные бои, однако овладевали миллионным городом медленно. М. Муравьев, с одной стороны, браво рапортовал начальству об овладении Киевом (определенные основания для того уже были – часть города находилась в руках вверенных ему частей), с другой – слал подчиненным командирам приказ за приказом, требуя немедленного победоносного завершения всей операции, используя любые методы. 22 января Муравьев издал известный приказ № 9, в котором приказал войскам «беспощадно уничтожить в Киеве всех офицеров и юнкеров, гайдамаков, монархистов и всех врагов революции. Части, которые придерживались нейтралитета, должны быть немедленно расформированы, их имущество передано в военно-революционный комитет Киева…»[514]
Антонов-Овсеенко отметил, что этот приказ, изданный без согласования с представителями Народного секретариата, сразу вызвал беспокойство большевистско-советского руководства, привел к новым противоречиям в лагере противников Центральной Рады. Подтверждается это и другими документами и исследованиями[515]
.Правда, кое-кто склонен был оправдывать действия Муравьева как ответную реакцию на то, что после подавления январского восстания гайдамаки расстреляли более 1500 киевских рабочих, причем «поводом для расстрелов были мозолистые руки и рабочие куртки» [516]
.