В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 40-50-х гг.

Возможно, что к такой позиции молотовских вузовских препода­вателей подтолкнул сам Сталин. В 1946 — 1951 гг. выходят из печа­ти тринадцать томов его сочинений, в которых после поверхностной редактуры опубликовано множество ранних работ, в том числе и тех, которые Сталин позднее признал ошибочными: об отношении к вре­менному правительству в марте 1917, например. «До сих пор удив­ляюсь, зачем он ее там напечатал», — спустя долгие десятилетия говорил В. М. Молотов². Кроме того, Сталин вновь предал огласке явно несвоевременные мысли, в том числе о необходимости учиться у американцев, бороться против русификации и даже брать под защи­ту оклеветанных чеченцев и ингушей. «Перед нами совершенно уни­кальный случай, когда корпус сакральных писаний заведомо вклю­чает в себя жесточайше табуированные фрагменты», — справедливо замечает по этому поводу литературовед М. Вайскопф³.

Какими бы мотивами не руководствовался автор, но для внима­тельных читателей литературное творчество вождя лишалось кано­ничности. Однако для того, чтобы эту внимательность проявить, не­обходимо было проделать большую внутреннюю работу — избыть в себе религиозное чувство и по отношению к текстам Сталина, и по отношению к нему самому. Здесь следует оговориться: если таковое

¹ Протокол партийного собрания Молотовского Госуниверситета им. A.M. Горького. 15.02.1953//ГОПАПО. Ф. 717. On. 1. Д. 109. Л. 12.

² Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С. 158.

³ Вайскопф М. Писатель Сталин. М.: НЛО, 2001. С. 14.

103

чувство на самом деле имело место, а не являлось готовой ритуальной формой, в которую облекались совсем иные переживания и настрое­ния или маскировалось их полное отсутствие. Рационально мысля­щим вузовским партийцам было ясно: кое-что в сталинском насле­дии устарело, может быть, и «Краткий курс» тоже. Все послевоенные идеологические кампании, так или иначе затрагивавшие советскую интеллигенцию, тематически и сюжетно выходили за рамки, этой книгой предложенные. В них ставились и решались на обновленном языке совсем иные вопросы. Тематика «Краткого курса» стремитель­но утрачивала свою актуальность. Его сюжеты относились к древней партийной истории. По всей видимости, так, или почти так считали и в областных инстанциях.

Из МГБ письмо В. Ф. Зудина было переправлено в обком партии: мол, дело по вашей части, вы сначала и разбирайтесь¹.

Там оно пролежало несколько месяцев без движения, пока не было снято с контроля 19 мая 1953 г. В «Справке», подписанной Ма-доновым, решение мотивировалось тем, что «бюро обкома КПСС об­судило вопрос "О работе кафедр общественных наук Молотовского государственного университета". В постановлении отмечено, что т. Павлович в некоторых своих лекциях допускает неряшливые форму­лировки и даже ошибочное толкование отдельных важных вопросов марксистско-ленинской теории. Бюро обкома партии указало т. Пав­ловичу на это, а также на неправильное, непартийное с его стороны реагирование на критику своих недостатков. Бюро потребовало от т. Павловича коренного улучшения работы и руководства кафедрой политэкономии. <...> Таким образом, вопросы, поставленные в пись­ме т. Зудина, следует считать исчерпанными»². В январе было не до него. Начиналась новая политическая кампания — дело врачей.

В январе 1953 г. организационный отдел ЦК в течение недели по­сле опубликования Сообщения ТАСС ежедневно запрашивал Моло-товский обком о реакции населения на «арест группы врачей-вреди­телей».

Согласно «Информации», подписанной секретарем обкома И. Мельником, вечером 13 января и в течение всего дня 14 янва­ря у газетных витрин и киосок [так в тексте — О. Л] собираются большие группы трудящихся. <...> Повсюду: в магазинах, на ули­цах слышны возгласы возмущения, население города Молотова по-

233