В гостях у Берроуза. Американская повесть

Эбеновая трость упала и ударила старого писателя по лбу.

Публика в зале растерянно зашуршала, задышала, заверещала.

Часть публики завизжала и побежала.

– He was killed! – раздался чей-то голос.

– He was not killed! – отозвался кто-то.

Ричард Гир кинулся на сцену, чтобы оказать первую помощь автору культовой книги «Голый завтрак».

За Гиром последовали добрый доктор Оливер Сакс и какие-то полуголые красотки.

Но верный Грауэрхольц опередил всех посторонних.

Он уже держал голову Берроуза в своих руках и причитал:

– Не толпитесь! Ему нужен воздух!

Некая королева красоты сказала:

– The worst of this is over. We can only hope now.

Дальнейшее я плохо помню.

Кажется, появились копы.

Или это были санитары?

10

Я вернулся в наш трёхкомнатный номер.

Там было шикарно, но пусто, пусто.

И почему-то пахло спермой.

Как в обезлюдевшем храме.

Я лёг на громадную кровать, на которой ещё недавно лежал Берроуз.

Механически и бездумно стал я пожирать маисовые чипсы, макая их в острый томатный соус.

Мне было одиноко и страшно.

Я мигом съел все чипсы.

А потом просто лежал и ждал, когда вернутся Грауэрхольц и Берроуз.

Но они не возвращались.

Увы мне!

Как мне хотелось услышать его надтреснутый голос:

– Ruski… Русский…

Но в комнате было тихо, как в могиле.

11

Незаметно для себя я уснул – как усталая, отчаявшаяся, брошенная хозяином собака.

А потом вдруг проснулся от какого-то стука.

Передо мной стоял лощёный господин во фраке.

В руке его была эбеновая трость – та самая, которую сжимал на лекции Берроуз.

Господин разительно походил на режиссёра Джона Уотерса, чьи фильмы когда-то меня восхищали.

Точно такая же физиономия блистательного прощелыги, точно такие же глаза навыкате, точно такие же усишки.

От него несло блядскими духами.

Он сказал:

– Мистер Берроуз находится в больнице. Инсульт, вероятно.

И, помедлив, добавил:

– Вам необходимо освободить этот номер. Please, dear…

12

Что тут было делать?

Искать больницу, в которой лежал Берроуз?

Вместо этого я сел в рейсовый автобус и отправился догонять группу IRWIN, Фишкина и Лейдермана.

Они уже были в Сиэтле.

13

Больше я Уильяма Берроуза живым не видел.

Его смерть в 1997 году обозначила конец целой эпохи (и не только в американской литературе).

Как однажды сказал он сам: «По своей мерзости 1990-е годы сравнимы с 1950-ми. Но то, что нас ждёт впереди, гораздо хуже».

Часть десятая. Последняя устная история, рассказанная Сорокиным в Сиэтле

1

Я приехал в Сиэтл в полдень.

А Берроуз остался в Лас-Вегасе, в больнице.

Я о нём думал в дороге, а в Сиэтле отвлёкся.

Там были всякие красоты, на которые я загляделся.

И, кстати, там было уже не жарко, а скорее зябко.

Мне предстояло найти группу IRWIN, Фишкина и Лейдермана, остановившихся в каком-то отеле.

У меня имелся их адрес.

Но я решил сперва прогуляться.

И заблудился.

2

Спускался вечер.

Дождь то начинался, то кончался.

Над парком кружили большие белые птицы – вроде бы чайки.

Они что-то кричали.

Собаки редких прохожих рвались с поводков в поисках свободы.

Но прохожие тянули собак за собой – и они подчинялись.

На траве лежал неизвестный и смотрел в сочащееся небо.

Кто-то выпотрошил мусор из урны и не пожелал вернуть его обратно.

На краю парка стоял куб из бетона.

На нём светилась неоновая надпись: EXCALI-BAR.

В дверях торчал зазывала.

Он кричал что-то вроде:

– Сегодня у нас специальное шоу! Сегодня у нас особое шоу! Сегодня у нас вечер устных рассказов о лучших приобретениях в жизни! Каждый может рассказать о своих лучших приобретениях в жизни! А в конце программы: САМАЯ ПОСЛЕДНЯЯ УСТНАЯ ИСТОРИЯ НА СВЕТЕ!

3

Дождь пошёл сильнее.

Зазывала утёр нос и подмигнул мне:

– Заходи! Чего мокнешь? Шоу в разгаре. Ты не пожалеешь.

Я колебался.

Мне не нравился этот EXCALI-BAR и этот зазывала.

Но меня соблазняла САМАЯ ПОСЛЕДНЯЯ УСТНАЯ ИСТОРИЯ НА СВЕТЕ.

Я ведь и сам рассказчик устных историй.

Впрочем, кто этим не забавлялся?

Вход стоил всего доллар.

4

Внутри EXCALI-BAR представлял собой тёмный сарай со стойкой, несколькими столиками и маленькой сценой.

Подсветка была красной и тусклой.

Пахло то ли псиной, то ли переваренными бобами.

За стойкой сидели два трансвестита.

Один был наряжен в чёрную бархатную куртку с длинной бахромой на рукавах и чёрную ковбойскую шляпу.

Другой – в звёздно-полосатом трико, ажурных чулках и мини-юбке.

Они курили длинные дамские сигареты.

Бармен был не заурядным барменом, а восьмидесятилетней женщиной с платиновым ирокезом и тяжёлым бородавчатым бюстом.

Она приветствовала меня:

– Hello to you, my firstborn.

5

Правую руку барменши покрывали браслеты из пластмассы и металла.

Почему-то я запомнил эту руку навеки.

Она была мощная, со старческой пигментацией и набухшими синими венами: не рука, а произведение искусства.

Я заказал текилу, сел за свободный столик и осмотрелся.

6

Сбоку от меня сидели байкеры в кожаных жилетах.

С другого бока – пожилая любовная пара.

Чуть дальше – человек, как две капли воды похожий на Дядю Сэма: небольшая бородка, седоватая шевелюра, хищная рожа.

В углу перед самой сценой устроилась группа мексиканцев.