Он был одет в светло-серый костюм, подаренный ему отелем, а на голове его красовалась серая фетровая шляпа с загнутыми вверх полями.
Этот головной убор смахивал на ковбойский, но был ещё лучше.
В руке он держал драгоценную трость, сделанную искусным резчиком то ли в Мавритании, то ли в Марокко.
Американский гений!
6
Он снял шляпу и обнажил благородный череп.
С некоторым недоумением оглядел он публику и скривил губы.
На его лице промелькнуло нечто вроде презрения или досады.
Казалось, он шепчет: «Fuck you… Fuck off…»
Но, возможно, мне это только показалось.
К нему подскочил распорядитель и что-то шепнул на ухо.
Берроуз отпрянул от говорившего, будто почувствовал дурной запах.
Распорядитель смылся.
Берроуз сел за стол, у самого края сцены, и прочистил горло.
7
И вот он заговорил в микрофон – голосом странным и придурковатым, юродивым и нарочитым, паясничающим и вещим.
Постараюсь как можно точнее передать его речь, исказив как можно меньше.
8
– Леди и джентльмены! Надеюсь, вы понимаете, что я сейчас единственный обладатель ваших ушных раковин и барабанных перепонок. На ваши сердца и мозги я не претендую – они мне не пригодятся. Но я прошу вас закрыть рты – я и только я буду здесь гундосить. Вы наверняка слышали уйму публичных выступлений разных борзописцев, но я не собираюсь их повторять, а скажу лишь то, что вы могли бы услышать сегодняшней ночью, проснувшись от кошмара в своём отеле, если бы слушали свои тайные мысли, а не назойливый шум с бульвара. Я не пришёл сюда, чтобы вас развлекать, вы можете обратиться за этим к армии местных развлекателей, которых я презираю не меньше, чем вас и вам подобных. Сам факт, что вы здесь сидите, кое-что означает (я не буду останавливаться на факте моего собственного присутствия в этом зале). Мы скрещиваем наши взоры во враждебном пространстве: вы, желающие меня слушать и обо мне судачить, и я, вонзающий взор в одних из вас, но не могущий увидеть других, хотя я, возможно, этого и хотел бы. Тем не менее я вижу: некоторые из вас безнадёжно бездарны. Другие убийственно тупоголовы. Третьи преждевременно сенильны. Остальные рассеяны и легковесны. Есть и иные причины, по которым большинство из вас не сможет воспринять мои речи. Все мы это знаем – и всё-таки продолжим это испытание. Вы оставили сомнительный уют ваших апартаментов, чтобы быть здесь и меня слушать. Я пришёл, ибо я старый рассказчик и ещё не окончательно разлюбил искусство слова. Ни один из нас не испытывает радости от прихода сюда и наверняка предпочёл бы уход в лучшее место. Если бы вы только знали, где это лучшее место, вы немедленно сбежали бы туда – но, увы, вы не знаете и знать не хотите. На это я вам скажу лишь одно: ВЫ – БЕЗМОЗГЛЫЕ ЗАСРАНЦЫ.
Я повторю это, глядя на вас: вы – засранцы. Вы безнадёжно засрали самих себя и всю эту Землю – и я бессилен добавить к этому что-либо. Вы засираете всё уже очень давно, и каждый день лишь укореняетесь в своём засранстве.
В сущности, нет ни малейшей надежды для вас, засранцы. Даже если бы вы никогда не родились, даже и тогда надежды для вас всё равно не было бы – ни вчера, ни сегодня, ни завтра. Безнадёжен и тот факт, что вы пришли сюда внимать мне. И всё-таки вы пришли: вы уже здесь, вы тут сидите. Но это совершенно бессмысленно и бесполезно, ибо вы полагаете, что существует место, где вам было бы лучше. Думая так, вы себе лжёте. И это ваше самое главное засранство, невыносимые кретины.
Вы не способны осознать своё пребывание в этом зале. Вы не способны принять и меня, говорящего вам правду. Тем не менее я – единственное, что у вас есть в данную минуту. Но вы всё равно меня отрицаете – упорно и тупо. А почему? Я скажу вам почему, засранцы: у вас нет ничего лучше того, что вы из себя представляете, сидя здесь в этих креслах. То есть вы никогда не сподобились вообразить нечто иное – более диковинное и восхитительное, чем вы сами.
Конечно, вы пытались совершенствовать себя в прошлом, возможно, даже отчаянно пытались, но только ухудшили всё своими стараниями, заранее обречёнными на банкротство. Вы стали гораздо хуже с тех пор, как родились, и даже хуже с той минуты, как переступили порог этого зала.
Так что повторю: для вас нет никакой надежды. Вы становитесь хуже с каждой минутой – и нет конца этому процессу. И даже если вы скоро умрёте от болезней или покончите самоубийством, процесс ухудшения не остановится, леди и джентльмены. Смерть – отнюдь не избавление от упадка. Ваша смерть будет всего лишь началом очередного этапа ухудшения, которое продолжится в ваших детях и внуках.
И всё-таки вы продолжаете сидеть и слушать меня, как будто вы ничего не слышите, как будто вы оглохли. Вы и в самом деле меня не слышите, хотя у вас есть уши. За всю свою жизнь вы никогда ничего не сподобились услышать, что бы вам ни говорили и ни орали. Это и есть характерное свойство засранцев.