В гостях у Дракулы. Вампиры. Из семейной хроники графов Дракула-Карди (сборник)

— Джеффри! Джеффри!

Не прошло и минуты, когда дверь в большой зал открылась и появился Джеффри, только без лампы.

— Тихо! — негромко сказал он решительным и резким голосом. — Тихо! Иди в кровать! Я работаю, не надо меня отвлекать. Ложись в кровать и не буди весь дом!

На сердце у нее похолодело, поскольку никогда еще ее муж не разговаривал с ней так грубо. Однако она легла, подтянув дрожащими руками одеяло под самый подбородок, и стала прислушиваться к малейшим шумам. Сначала долго ничего не было слышно, но позже раздались приглушенные удары какого-то металлического инструмента! Потом со страшным грохотом упало что-то каменное, и кто-то тихо выругался. Затем раздался такой звук, будто что-то тяжелое тянут по полу, а после этого звук, который бывает, когда бьются друг об друга массивные камни. Все это время она лежала ни жива ни мертва от страха, сердце выскакивало у нее из груди. До нее донесся странный царапающий звук, после чего снова воцарилась тишина. Наконец дверь открылась и вошел Джеффри. Молодая жена притворилась, что спит, но через прикрытые веки она увидела, что он смывает со своих рук что-то белое, похожее на известь.

Утром он вел себя так, словно ничего не произошло, и она побоялась задавать вопросы.

После той ночи как будто какая-то тень нависла над Джеффри Брентом. Он стал по-другому есть и спать, к нему вернулась привычка неожиданно оборачиваться, словно он что-то слышал у себя за спиной. Старый зал как будто притягивал его. Он по несколько раз в день уходил туда, но начинал нервничать, когда кто-нибудь другой, даже жена, заглядывал. Спустя несколько дней прибыл бригадир рабочих, чтобы поинтересовался, когда им можно будет продолжить работу. Джеффри не было дома, он как раз отправился на прогулку, поэтому бригадир прошел в зал. Когда Джеффри вернулся и слуга сказал ему, кто его дожидается и где, хозяин дома, выкрикивая страшные проклятия, оттолкнул оторопевшего слугу и бросился в старый зал. Рабочий встретил его у самой двери. Ворвавшись в комнату, Джеффри подбежал к нему. От неожиданности строитель начал извиняться:

— Прошу прощения, сэр, я просто хотел проверить, все ли готово к началу работ. Я заказывал двенадцать мешков извести, а вижу, что прислали всего десять.

— К черту ваши десять мешков! И двенадцать тоже! — последовал грубый и малопонятный ответ.

Рабочий удивился и решил сменить тему:

— Я тут заметил, что мои люди, похоже, немного напортачили, но я не сомневаюсь, что наш начальник все исправит за свой счет.

— О чем это вы?

— Да об этой каменной плите для камина. Какой-то идиот, наверное, поставил на нее стойку от лесов, и камень треснул прямо посередине, хотя он кажется таким прочным, что смог бы и слона выдержать.

Джеффри молчал целую минуту, потом сдержанно и намного вежливее произнес:

— Скажите своим людям, что я пока не хочу начинать работу в зале. Временно останется так, как есть.

— Как скажете, сэр. Я пришлю пару своих ребят, чтобы они убрали эти стойки и мешки с известью и прибрали тут все.

— Нет! Нет! — воскликнул Джеффри. — Пусть остается как есть. Я, когда надумаю продолжить, обращусь к вам снова.

И бригадир ушел со словами:

— Я пришлю счет за уже выполненную работу, сэр, — и тихо добавил: — Сдается мне, с деньгами у нас будут проблемы.

Уикхем Деландер не оставлял попыток остановить Брента на дороге, и наконец во время очередной встречи осознав, что не сможет добраться до него, поскакал следом за его коляской и закричал:

— Что произошло с моей сестрой, твоей женой?

Не промолвив ни слова, Джеффри лишь подстегнул лошадей. Уикхем, заметив, что Брент побледнел как полотно, а его жена чуть не лишилась чувств, понял, что цель достигнута, и с диким воем и смехом развернул лошадь и поскакал прочь.

Вечером того же дня Джеффри, зайдя в зал и проходя мимо большого камина, внезапно остановился и закрыл лицо руками. Плечи его содрогнулись, словно он беззвучно рыдал. Впрочем, через какое-то время, с трудом взяв себя в руки, он вышел из комнаты. Когда Джеффри вернулся, в руке у него была зажата лампа. Он низко склонился над разбитой каменной плитой, предназначавшейся для камина, и стал всматриваться в трещины. Потом застонал и повалился на колени.

Нет, ему не померещилось. В холодном лунном свете, который проникал в комнату через высокий витраж, через раскол в камне действительно пробивались золотистые волоски с оттенком седины!

От своих мыслей его отвлек шум у двери. Он обернулся и увидел жену, которая переступила порог комнаты. Чтобы она ничего не увидела, он сделал первое, что пришло в голову: зажег от лампы спичку и поднес огонь к волосам в трещине. Те ярко вспыхнули и сгорели в одну секунду. Потом с самым беззаботным видом, на который только был способен, он поднялся и сделал вид, что удивился, увидев рядом с собой супругу.

Следующая неделя прошла для него как в бреду, поскольку то ли обстоятельства складывались так, то ли это явилось следствием чьего-то умысла, но ему никак не удавалось остаться в зале самому надолго. Но каждый раз, осматривая трещину в каменной плите, он видел, что там опять пробиваются волосы золотистого цвета. Ему приходилось очень внимательно следить, чтобы этот ужасный секрет не был раскрыт. Он хотел найти во дворе какой-нибудь ящик, куда мог бы спрятать тело убитой женщины, но все время ему кто-то мешал. Однажды, выходя через свою потайную дверь, он наткнулся на жену, которая тут же захотела узнать, что происходит, и стала удивляться, почему раньше не видела ключа, который он теперь ей так неохотно показывал. Джеффри любил жену всем сердцем, поэтому сама мысль о том, что она прознает о его страшном секрете или даже просто заподозрит его в чем-то, приводила его в настоящий ужас. Но через несколько дней ему все-таки пришлось прийти к заключению, что у нее появились тревожные мысли на его счет.

В тот вечер, когда она, вернувшись с верховой прогулки, вошла в зал и застала его сидящим рядом с камином в совершенно подавленном настроении, она сказала прямо:

— Джеффри, ко мне обратился тот тип, Деландер, и он рассказал мне ужасные вещи. Он сказал, что неделю назад к нему вернулась сестра, она была в жутком состоянии, от прежней красавицы остались только золотистые волосы. Так вот она пообещала совершить что-то ужасное. Он стал спрашивать меня, где она, и я… О, Джеффри, она же умерла! Умерла! Как же она могла вернуться? О, мне так страшно! Я уж и не знаю, что думать.

В ответ Джеффри разразился такими страшными проклятиями, что она содрогнулась. Он поносил и Уикхема Деландера, и его сестру, и весь их род, но больше всего досталось золотистым волосам.

— Что ты, тише! — испуганно сказала она, но тут же замолчала, потому что это внезапное проявление темной стороны характера мужа была для нее полной неожиданностью. Джеффри в прорыве гнева вскочил и отошел на несколько шагов от камина, но заметив, как вдруг побледнела жена, остановился. Он посмотрел в ту точку, на которую были устремлены ее глаза, и по его телу прошла дрожь. На разломанной каменной плите прямо из трещины выбивалась золотистая прядь.

— Смотри! Смотри! — пронзительно закричала она. — Это призрак! Бежим! Бежим отсюда! Схватив мужа за руку, она, словно обезумев, потянула его за собой вон из комнаты.

Всю ночь она билась в лихорадке. Приехавший утром районный доктор, осмотрев ее, телеграфом вызвал из Лондона специальную медицинскую бригаду. Джеффри был в отчаянии. Переживая за жену, он почти забыл о своем преступлении и его последствиях. Вечером доктор должен был уйти, поскольку его ждали другие пациенты, и наблюдение за больной он поручил ее мужу. Последними его словами перед уходом были:

— Помните, вы не должны давать ей расстраиваться, пока я не вернусь утром или пока ею не займется другой врач. Больше всего вам нужно опасаться нового эмоционального потрясения. Следите, чтобы она все время была в тепле. Пока больше ничего сделать нельзя.

Позже, когда слуги разошлись, жена Джеффри приподнялась с постели и обратилась к мужу:

— Пойдем! — сказала она. — Пойдем в старый зал. Я знаю, откуда появляется золото! Я хочу видеть, как оно растет!

Джеффри бы следовало остановить ее, но он понимал, что если попытается сделать это, у нее может случиться новый приступ, а это может быть опасно для ее жизни и рассудка. Поэтому он набросил ей на плечи теплую шаль, и они вместе направились в старый зал. Когда они вошли в зал, итальянка повернулась, закрыла дверь и заперла ее на ключ.

— Нам троим сегодня не нужны лишние глаза! — замогильным голосом прошептала она.

— Троим? Но нас же двое! — содрогнувшись всем телом, промолвил Джеффри. Сказать что-нибудь еще он побоялся.

— Садись сюда, — сказала его жена, потушила лампу. — Сядь рядом с камином и смотри, как растет золото. Серебряная луна завидует ему! Видишь, ее свет крадется по полу все ближе и ближе к золоту. К нашему золоту!

Джеффри с ужасом стал смотреть, куда показывала жена, и увидел, что за те часы, пока он не появлялся в этой комнате, пряди, выбивающиеся из трещины в камне, немного выросли. Он попытался спрятать их, для чего наступил ногой на трещину. Жена придвинула к нему стул, села и склонила голову ему на плечо.

— Теперь не шевелись, дорогой, — тихо сказала она. — Мы будем сидеть молча и наблюдать. Нужно узнать, как растет золото!

Он обнял ее рукой за плечи и прижал к себе, и она заснула, наблюдая, как луч лунного света медленно перемещается по полу.

Джеффри не осмелился разбудить ее, часы шли, а он сидел все так же неподвижно.

С перекошенным от ужаса лицом он наблюдал за тем, как золотистые пряди, выступающие из разлома камня, росли прямо у него на глазах, и чем длиннее они становилось, тем сильнее сжималось его сердце, пока наконец он не почувствовал, что уже не в силах шевелиться. Ему оставалось лишь одно: сидеть и смотреть в лицо надвигающейся смерти.

Утром прибыл врач из Лондона, но ни Джеффри, ни его жены нигде не было. Обыскали все комнаты, но они словно сквозь землю провалились. Наконец решено было взломать дверь в последнее оставшееся неосмотренным помещение, старый зал. Глазам тех, кто вошел в него первыми, открылось страшное и печальное зрелище.

Перед потухшим камином, холодные, белые как мел сидели мертвые Джеффри Брент и его молодая супруга. Лицо женщины было умиротворенным, как будто она отошла во сне, но лицо мужчины заставило содрогнуться даже самых смелых. На нем застыла маска непередаваемого безотчетного ужаса. Остекленевшими выкатившимися из орбит глазами он смотрел на свои ноги, которые были оплетены длинными золотистыми локонами с отдельными седыми прядями, которые росли из трещины на большой каменной плите.