В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта

Историк Джон Спенс выстроил сверхэлегантный карточный домик, предположив, что Джейн отправилась в Лондон в надежде — еще не угасшей — вернуть себе Тома Лефроя. Ее слова о "распущенности и пороке" он трактует как признание в шашнях с Томом. Поразительное предположение. Двоюродный дед Тома Бенджамин Ланглуа жил на Корк-стрит — и этот адрес указан в письме Джейн. На Корк-стрит не было отелей, и Остины больше никого в том районе не знали. Спенс делает вывод, что они наверняка останавливались у дядюшки Бенджамина — в конце концов, Лефрои были им практически родственниками, — и что там, на Корк-стрит, Джейн опять встретилась с Томом.

К разочарованию тех, кому безумно хочется, чтобы Джейн, оказавшись под одной крышей с Томом Лефроем, провела-таки ночь страсти, уточним, что в Лондон она приезжала в августе. Судебные Инны[36] в это время не работали, и Том, скорее всего, уехал домой в Ирландию.

Но даже если согласиться, что Джейн отличалась "ветреностью", о Томе сказать этого было нельзя, доказательством чему — отзыв его наставника. "У вас не должно возникать ни малейших сомнений в безупречности его [Тома] поведения в Лондоне, как бы его ни искушали праздность и порочность этого города, — писал наставник. — Он как броней защищен своими религиозными принципами".

Судя по всему, Том Лефрой был оплотом добродетели и усердным студентом, и нам представляется маловероятным, что он лишил Джейн девственности. Дядюшка Бенджамин тоже считал его "добрым, умным и здравомыслящим". Кроме того, из переписки Тома с родными мы узнаем, что еще до приезда в Англию у него уже была сердечная привязанность. Речь идет о сестре его друга по Тринити-колледжу в Дублине мисс Мэри Пол, с которой он и обручился в 1797 году.

Вернувшись по окончании учебы в Дублин, способный и трудолюбивый молодой адвокат сумел громко заявить о себе. Всего через два года Том Лефрой написал книгу, опубликовав ее раньше, чем Джейн выпустила свой первый роман. Его "Практика взыскания задолженности по исполнительному листу" не стала бестселлером, но, по оценкам современников, это был "солидный" и "содержательный" труд.

Письма Тома к Мэри, ставшей его женой, тоже выдержаны в назидательном духе. Интересно, как она воспринимала его совет посвящать каждую свободную минуту чтению Библии и "поискам прибежища грехов". Интересно, как она относилась к мужу, твердившему ей, что земные привязанности "не должны служить ни опорой, ни надеждой, ни основанием жизни". Бедная Мэри — как ей не повезло! Ни одной женщине не понравится, если самый близкий человек заявит ей в лоб, что она ему не опора и не надежда. Зато повезло Джейн, спасшейся от этого высокопарного зануды пуританина. А еще больше повезло нам, потому что, стань она миссис Лефрой, производила бы на свет не книги, а детей.

Между тем время шло, и пора шуток для Джейн миновала. Том занимался карьерой, она топталась на месте. Спросить у мадам Лефрой о Томе ей, по ее собственному выражению, мешала гордость. В ноябре 1798 года у нее наконец появилась некоторая ясность. "В прошлую среду приезжала миссис Лефрой… О своем племяннике она не сказала ни слова. Гордость не позволила мне задавать ей вопросы, зато отец поинтересовался, как у него дела, и я узнала, что он принят в коллегию адвокатов и намерен заняться адвокатской практикой". Отцу Джейн хватило чуткости спросить гостью о том, что на самом деле волновало его дочь. Его не могло обмануть ее показное безразличие, за которым таилась боль, и он понимал, что Джейн боится быть заподозренной в том, что она все еще влюблена в Тома. Как бы то ни было, история с Томом Лефроем завершилась, оставив за собой шлейф неопределенности и сожалений. Но это еще не все. В том же письме от ноября 1798 года Джейн упоминает о другом молодом человеке — втором и, возможно, более серьезном претенденте на ее руку.

Это был преподобный Сэмюэл Блэколл из Кэмбриджа, "величественный великан", нагонявший ужас на некоторых маленьких девочек. Но перед его общительностью и дружелюбием маленькие девочки изменили свое мнение: "его добродушие прогнало наш естественный страх".

В 1798 году он писал миссис Лефрой, что с "особым удовольствием" познакомится с семьей Остин "в надежде удовлетворить свой непосредственный интерес". Речь явно шла о матримониальных намерениях. Он выражается совершенно как мистер Коллинз, который напрашивается на визит, настроенный жениться на одной из дочерей. Однако преподобному Сэмюэлу Блэколлу не хватило восхитительной напористости мистера Коллинза. Возможно, дело было в деньгах, возможно, в чем-то еще, но он пришел к выводу, что не готов обзавестись семьей: "В настоящий момент я никак не могу позволить себе ничего подобного".