В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта

Однако продолжение письма Джейн опускает нас с небес на землю, лишний раз подтверждая, что она, как всегда, не воспринимает происходящее всерьез. "Я ему откажу, — обещает она, — если он не поклянется, что выбросит свой белый сюртук". Что это, просто болтовня? Или нечто большее? "Вот и настал этот день, — вздыхает она. — Сегодня я в последний раз буду флиртовать с Томом. Когда ты получишь мое письмо, все будет кончено. От этой грустной мысли у меня слезы ручьем бегут на бумагу".

В тот день они танцевали в Эше, но никакого предложения Джейн не получила. Ее слова о "бегущих ручьем слезах" впоследствии толковали как свидетельство разбитого сердца, но фокус в том, что Джейн — по своему обыкновению — шутила. Она одновременно могла выступать в нескольких разных ролях. С одной стороны, кокетничала с Чарльзом Фаулом, братом Тома, жениха Кассандры. С другой — всю жизнь играла перед Кассандрой неотразимую соблазнительницу, преследуемую толпой воздыхателей. Вот только один пример. Она пишет, что, находясь в гостях у хэмпширской соседки, "в течение десяти минут была заперта в гостиной наедине с мистером Холдером. Меня подмывало настоять на том, чтобы послали за экономкой, но ничто не могло заставить меня отступить на два шага от двери, ручку которой я неотрывно сжимала".

Только абсолютно уверенная в себе женщина может так шутить. Придет время, и Джейн в том же ерническом духе будет рассуждать о своем намерении отдать руку и сердце местному священнику мистеру Папиллону за его прекрасные проповеди или поэту Джорджу Крэббу[34] за его прекрасные стихи. И когда в один прекрасный день ее помыслами завладеет военный, капитан Пейзли из Корпуса королевских инженеров ("первый солдат, по которому я вздыхаю"), то это произойдет не потому, что она с ним танцевала, а потому, что ей понравилась его книга "Военная политика и институты Британской империи" (1810).

В числе нотных тетрадей, переписанных рукой Джейн и хранящихся в доме-музее Джейн Остин, есть одна, с песней "Ирландцу нет равных в любви". Можно подумать, что Джейн переписывала ноты песни, с тоской вспоминая Тома. Но при ближайшем рассмотрении мы понимаем, что перед нами — чистой воды фарс. Автор песни сравнивает любовные достоинства турок, французов, испанцев и итальянцев с аналогичными талантами ирландцев — в пользу последних. Мелодия забирается все выше и выше, становясь доступной для исполнения только тенором-буффо, для которого и была написана. Иначе говоря, это шутка.

Так что слова Джейн о бегущих ручьем слезах не следует понимать буквально. Она изображала одну из героинь сентиментальных романов, которых искренне ненавидела. "Я не верю, — писала Джейн, — что разочарования такого рода способны убивать". И действительно, вскоре она скажет о Томе Лефрое, что "не ставит его ни в грош".

Теперь, если мы хотим получить подтверждение того, что этот романический эпизод — не просто шалость, пора обратиться к самому Тому. И здесь нас ждет неожиданное открытие. Джейн и правда бегала за ним, приводя его в смущение, но флирт, шутки и суматоха ему, безусловно, нравились. По мнению его потомков, он отличался "исключительной стеснительностью". Но впоследствии Том Лефрой признавался, что влюбился в Джейн "мальчишеской любовью". Пусть "мальчишеской", но все же "любовью".

Тогда почему же в ту ночь в Эше он не сделал Джейн предложения, которого она ждала (всерьез или не всерьез)? Почему назавтра он уехал?

Судя по семейной переписке, отъезд Тома Лефроя не был случайным. Его подстроили, чтобы разорвать вспыхнувшую привязанность. "Как это ни прискорбно, — свидетельствует источник, — но миссис Лефрой отослала джентльмена домой, чтобы не случилось беды". На Томе лежала ответственность за братьев и сестер, и он не мог позволить себе жениться на бесприданнице. Согласно тому же источнику, дело не дошло до предложения руки и сердца: "Обручения не было и быть не могло".

Но в "Доводах рассудка", самом романтическом из романов Джейн, молодые влюбленные, расставшиеся по "мудрому" совету старшей подруги героини, неожиданно получают шанс воссоединиться и уже его не упускают. Очень соблазнительно верить, что история Тома и Джейн тоже имела продолжение.

Весной 1796 года в пасторате наверняка царило уныние. Танцевальный сезон окончился, и оба Тома остались в прошлом — Том Лефрой вернулся в Лондон, Том Фаул умер. Прошло еще несколько месяцев, и Остины решили, что пора воспрянуть духом и немного развеяться. Братья повезли Джейн в Лондон. "Здесь я снова окунулась в атмосферу распущенности и порока, — писала она Кассандре 23 августа, — и уже начинаю чувствовать, как нравственно разлагаюсь". Вместе с Фрэнком и Эдвардом Джейн наслаждалась городскими удовольствиями — ни намека на разбитое сердце. "Сегодняшний вечер мы проведем у Астлея, — сообщает она, имея в виду Амфитеатр Астлея[35] с его цирковым шоу, — чему я рада… Я должна прерваться, потому что мы выходим".